Шрифт:
Закладка:
– Скверный фокус! – пытается сострить Симон.
Стан не слышит его шутку, он неотрывно глядит на экран.
– Этим объясняется мертвая зона в центре твоего зрительного поля. Но есть и хорошая новость: уже началось заживление, так что дальше процесс не пойдет. Ухудшений практически не бывает.
– А улучшиться это может? Пройти само по себе?
– Всё уже прошло, Симон. Глаз сам себя, так сказать, починил, как мог. Зарубцевался. И теперь чувствительные клетки, те самые палочки и колбочки, не снабжаются кровью и омертвели.
– Но, Стан… неужели нельзя что‐то сделать лазером? Анна говорит, что ты лучший хирург во всей Франции, творишь чудеса, пациенты едут к тебе отовсюду, из Нью-Йорка и Буэнос-Айреса.
– Скажи еще – из Шанхая! Твоя сестра неподражаема! Да, действительно, лечение возможно: вводится вертепорфин, а затем применяется лазер, – но возможно это только в первые часы или хотя бы в первые дни. А тут прошло не меньше трех недель, рубец окончательно сформировался. Да я бы все равно не рискнул делать лазерную операцию – лечение могло бы оказаться хуже болезни. Видишь маленький ярко-зеленый зигзаг вот тут? Разрыв сосуда произошел в двух миллиметрах от зрительного нерва. Так близко, что слишком опасно трогать лучом.
– А пересадка сетчатки? Тоже нельзя?
– Стволовые клетки? Послушай, Симон, я не хочу быть пессимистом, но в моей лаборатории мы следим за последними новинками. Сегодня я не вижу никаких сдвигов в этой области. И не стоит рассчитывать, что они появятся раньше чем через десять, а то и двадцать лет. Клянусь, я буду первым, кто освоит нечто подобное во Франции. Пока же самое большее, что врачи научились делать, это пересадка клеток сетчатки у мышей. Но эти тупые клетки не желают делиться и соединяться с оптическим нервом. Сетчатка новая, а мозг ее не признает. Тебе придется принять все как есть и с этим жить. В левом глазу сохранится периферическое зрение, поначалу это неудобно, но, притом что правый будет это как‐то корректировать, ты со временем привыкнешь. Главное же, если впредь ты заметишь малейшее изменение поля зрения, какие‐нибудь слепые зоны, вибрацию, искажения восприятия цвета, вспышки, не валяй больше дурака и не жди две недели, а сразу обращайся ко мне – звони и приходи в больницу Ротшильда или в Кенз-Вен. Если меня нет, мало ли что, попроси принять тебя доктора Эрцога, скажешь, что ты от меня. Или знаешь что? Сходи к нему прямо сейчас. Чтобы получить второе мнение.
Я не обижусь, я же понимаю, каково тебе.
– Нет, Стан, незачем его беспокоить, я тебе верю.
– А я настаиваю: сходи к доктору Эрцогу. Не хочу, чтобы ты думал, будто я тебя успокаиваю, потому что ты мой шурин и друг.
– Спасибо. Я понимаю. Но не пойду. А… не надо ли соблюдать какую‐нибудь диету? Принимать какие‐нибудь пищевые добавки? Для питания сетчатки? Например, люзеин? Мне говорили, что…
– Лютеин. Не стоит принимать все эти средства парафармакологии. Если хочешь получать лютеин, его полно в шпинате, киви, во всем зеленом… лопай себе на здоровье. А чтобы лучше видеть в темноте, наедайся черникой, как пилоты. Это помогает.
– И нет никакого превентивного лечения? Я ничего не могу поделать?
– Ничего. Откажись от видов спорта с большой нагрузкой, таких как футбол, сквош, тяжелая атлетика, – от всего, что может вызывать резкое повышение глазного давления. Сбрось вес, катайся на велосипеде, ходи пешком, от этого вреда не будет. И вообще, тебе всего тридцать пять лет, гипертония тебе не грозит.
Симон промолчал. Он закрыл правый глаз и посмотрел прямо перед собой. Вытянул руку – она растворилась в серой яме, которую пятно Фукса вырыло в самой середине его поля зрения. Он откинул голову, глубоко вздохнул. Стан взял его за плечи:
– Симон! Все будет хорошо.
– Мне как будто обручем сдавило грудь, ужасно тяжело дышать. Выходит, если то же самое случится с правым глазом, я больше не смогу читать, работать, больше не увижу лицо Надин и детей, я…
– Успокойся, в правом глазу сетчатка в полном порядке. Да, миопия с обеих сторон одинаковая, но беспокоиться не стоит. Риск билатеральности…
– Риск чего?
– Ну, того, что такое же повреждение затронет другой глаз… Очень невелик.
– Насколько невелик? Прости за настырность, Стан, но какова вероятность – один случай из ста, из десяти, из двух?
– Достоверной статистики нет, но, поверь мне, такое случается крайне редко. У меня сотни пациентов с пятном Фукса в одном глазу, и почти никого – с пятном в обоих сразу.
Это неправда. Но довольно для каждого дня своей заботы.
– Я выпишу тебе рецепт на транквилизаторы. Надо их попринимать, я не знаю ни одного пациента, который не проходил бы депрессивный период. Это нормально. Лишиться глаза – тяжелая утрата. Но на то и существуют лекарства. Могу даже посоветовать тебе психиатра.
– Ну уж нет, – возмущается Симон.
Стан улыбается и не настаивает.
– Вот что, Стан, я вижу, что уже пропустил деловую встречу, давай ты быстренько проверишь давление в правом глазу, раз это так важно, а потом пойдем в больничное кафе. Может, там будут киви.
Киви там есть. И Симон съел три штуки.
Вечером у Стана дежурство в больнице Кенз-Вен. Анна волнуется, звонит ему по телефону. Стан хочет отшутиться: – Это, знаешь ли, медицинская тайна. Как я и думал, повреждение сосудов. Потеряно центральное зрение в левом глазу. – Окончательно? – Да. Пытаться что‐то делать бесполезно. Но все не так страшно. Симон отлично держится. Я посоветовал ему сходить к Эрцогу, но ты же знаешь своего брата, он отказался.
Анна молчит. Стан все таким же веселеньким тоном пытается ее подбодрить: – Ты вечером куда‐нибудь пойдешь, дорогая? К Кристиане? – Да. Пришли папа с мамой. Они посидят с детьми. – Так ты пойдешь одна? – С Морин. И еще с одним приятелем. – С каким это? – С Ивом. – Бодуэном? Ты идешь к Кристиане с твоим начальником? – Нет. С Ивом Жанвье. Это знакомый Морин. Ты его не знаешь. Целую. – До завтра.
Анна вешает трубку.
Ива она пригласила пойти вместе с ней еще два дня назад. Кузина Морин послужила предлогом, но Анна не совсем солгала, Морин действительно была с ним знакома, пусть и поверхностно: несколько лет назад она брала у него интервью.
Но когда Ив снял трубку, она тут же забыла все свои приготовления, и с первых же слов наружу вырвалось подсознание: “Ив? В воскресенье мой муж на дежурстве…” Позднее в разговоре она ввернула: “Морин сейчас одна”. Таково было ее болезненное желание: чтобы Ив и Морин друг другу понравились, Ив стал любовником ее сестры, и это отсекло бы саму мысль о связи с ним. Ив ничего не понял. Подумал, что
