– Прочту.

– Не обязательно интересоваться спортом, чтобы прочесть эти книги. Судьба человека – вот что увлекательно в них для читателя, – говорит Ирма.

Надеюсь, она права, потому что книга об Ибрагимовиче очень толстая.

– Она есть в библиотеке? – спрашиваю я.

Ирма встает из-за стола и идет к компьютеру. Ее пальцы прыгают по клавишам.

– К сожалению, нет. Ее уже взяли, и два человека стоят в очереди на нее.

Я киваю. Может, зайду в книжный, пока он открыт. За две недели мне нужно прочитать две книги. В книжном клубе теперь приходится читать вдвое больше.

Вторая встреча с Альбином здесь как сон, от начала до конца. Я произношу то, что планировала сказать. Ирма хвалит меня. Альбин украдкой посмотрел на меня, когда я отметила, насколько важно, что фокус повествования в книге направлен на главного героя. Он говорит очень умные вещи. Алис, Сиримат и Пиа, которые обычно молчат, сегодня не пришли на встречу. Альва держит слово и анализирует текст, который другие проанализировать не могут, поскольку еще не дошли до десятой главы.

Мы собираемся, и я тороплюсь, чтобы не упустить возможность пойти вместе с Альбином. Мы спускаемся по лестнице на расстоянии друг от друга. Альбин надевает шапку. Я тоже. Вдыхаю холодный воздух. Мороз покалывает ноги.

– Я собираюсь в книжный. Хочу поискать книгу об Ибрагимовиче, – говорю я.

Альбин кивает.

– Надеюсь, тебе она понравится.

Некоторое время мы пребываем в нерешительности. Потом я делаю шаг, и вот мы идем по улице Форенингсгатан рядом друг с другом. Я осторожно шагаю по снегу, стараясь не поскользнуться. Альбин с недоверием смотрит на мои сапоги, как будто с ними что-то не так. Пальцы ног свело от холода.

– Я зайду в «Интерспорт», посмотрю клюшки.

– Здорово, что вы выиграли матч.

Альбин пожимает плечами, и на его лице появляется полуулыбка. Какие же у него красивые зубы!

– Это ты забил в ворота?

– Нет.

Некоторое время он молчит, а потом произносит:

– Забили через голевой пас.

Я слышала, как папа, сидя перед телевизором, говорил о том, насколько важна голевая передача, но сама я не знаю, что это такое.

Мы проходим магазины «Ландстрёмс», «Дрессман», «Систембулагет» и наконец оказываемся перед «Интерспортом». Альбин вздыхает.

– Тебе нужно что-нибудь купить? Я как-то видел тебя у «Ломбии».

Я чувствую слабость в коленях. Ноги как ватные. Он. Он. Меня. Видел.

– Моя подруга Юлия занималась фигурным катанием, и я ходила с ней. Но она уже бросила.

Альбин кивает и поднимается по лестнице в «Интерспорт».

– До встречи, – говорит он. И я лишь киваю ему в ответ.

15

На столике в коридоре лежат брошюры университета Умео и высшей школы в Лулео. Это может значить только одно: сюда наведывается бабушка.

– …Я не говорю, что это помощь, но вы узнаете куда больше.

Бабушкин голос звучит напряженно. Он как натянутая струна. Я молчу и пытаюсь пошевелить пальцами ног, чтобы согреть их: они совсем закоченели от холода.

– Вы думаете, я оставлю своих дочерей? – произносит мама твердым, но усталым голосом. Тут нечего обсуждать. Каждый год, когда приближается последний день приема заявлений на поступление в университет, приходит бабушка с брошюрами. В этом году она пришла раньше обычного.

– Это же дистанционное обучение. Живешь где угодно и учишься, – поясняет бабушка.

– Но меня вполне устраивает моя работа в «Коопе». Неужели у вас нет забот поважнее? Например, наша совершенно не работающая система здравоохранения, закрытие большинства школ.

Я заглядываю на кухню и вижу маму. Она молчит.

– Я просто хочу сказать, что немного амбиций не повредит.

Бабуля не унимается. Я называю это «профессиональная деформация». За бабушкой всегда должно быть последнее слово. Когда они с Молли во что-то играют, бабушка никогда не дает ей выиграть. Я понимаю, что я это переживу, но процесс восстановления будет мучительным.

– Ты не забыла купить белую пряжу? – спрашивает мама.

– У меня не хватило денег. Вместо пряжи я купила книгу. Прости, но она была мне действительно нужна. Для книжного клуба.

Бабуля срывается с места, как беркут.

– По крайней мере, в этой семье есть хотя бы один человек с амбициями, который хорошо понимает пользу чтения.

– Я читаю! – парирует мама.

– То есть не только еженедельные журналы? Не думаю.

Мама идет к посудомоечной машине и резкими отрывистыми движениями начинает доставать оттуда посуду. Я ей сочувствую. Интересно, и в самом деле – хотела ли она когда-нибудь учиться?

– Знаешь, у нас в школе будут дебаты по поводу переноса Кируны. Будем обсуждать, кто за, а кто против. Я против. Категорически против.

Я замечаю, как мама тихонько улыбается. Бабушка прицокивает языком.

– Ага… Так, значит, ты в меньшинстве. Большинство детей твоего возраста позитивно воспринимают изменения и понимают их пользу.

– Ну а я не как все. Я хочу жить здесь.

Глубоко вздохнув, я продолжаю:

– Не понимаю, почему ты не смогла спасти весь квартал Блэкхорн. Почему поддержала снос домов?

– Как зовут вашу учительницу, Стина? Я поговорю с директором школы. Учителя не должны навязывать ученикам свое мнение, – ворчит бабушка.

– Она и не навязывает! У меня есть собственная точка зрения. Я хочу жить в своем доме.

– Да, оставайся здесь, и в итоге окажешься под землей, – шутит бабушка. Такие шутки в ее духе. На самом деле бабуля не злая. Но почему-то всё равно в грудной клетке у меня что-то щемит. И покалывает в пальцах. – Но боже мой, детка, ты же всё равно уедешь из своего дома через несколько лет. Ты же собираешься и дальше читать? Что-то делать со своей жизнью. Как идет испанский?

Мама за бабушкиной спиной качает головой.

– Я собираюсь начать читать на меянкиели.

– Что? Это же какой-то ненастоящий язык.

Слышал бы это папа сейчас. Раньше он уже слышал. И закрыл эту тему.

Тут вступает мама.

– Но у Майи и в самом деле предки по линии отца и матери говорили на меянкиели.

– Я тут ни при чём.

– О господи, да и ваши предки, хотите вы того или нет.

Бабушка смеется.

– Они говорили на правильном финском.

Я выхожу в коридор, беру брошюры, надеваю мамины башмаки, открываю дверь и скольжу в них по улице к мусорному контейнеру. Из кухни доносится бабушкин громкий голос:

– У тебя с головой всё в порядке?

– Никто не собирается переезжать в Лулео. Никто.

В глазах у меня стоят слезы, а бабушка всё неправильно понимает. Она думает, что я расстроилась из-за мамы. Но я расстроилась из-за Юлии.