Шрифт:
Закладка:
– Прочту.
– Не обязательно интересоваться спортом, чтобы прочесть эти книги. Судьба человека – вот что увлекательно в них для читателя, – говорит Ирма.
Надеюсь, она права, потому что книга об Ибрагимовиче очень толстая.
– Она есть в библиотеке? – спрашиваю я.
Ирма встает из-за стола и идет к компьютеру. Ее пальцы прыгают по клавишам.
– К сожалению, нет. Ее уже взяли, и два человека стоят в очереди на нее.
Я киваю. Может, зайду в книжный, пока он открыт. За две недели мне нужно прочитать две книги. В книжном клубе теперь приходится читать вдвое больше.
Вторая встреча с Альбином здесь как сон, от начала до конца. Я произношу то, что планировала сказать. Ирма хвалит меня. Альбин украдкой посмотрел на меня, когда я отметила, насколько важно, что фокус повествования в книге направлен на главного героя. Он говорит очень умные вещи. Алис, Сиримат и Пиа, которые обычно молчат, сегодня не пришли на встречу. Альва держит слово и анализирует текст, который другие проанализировать не могут, поскольку еще не дошли до десятой главы.
Мы собираемся, и я тороплюсь, чтобы не упустить возможность пойти вместе с Альбином. Мы спускаемся по лестнице на расстоянии друг от друга. Альбин надевает шапку. Я тоже. Вдыхаю холодный воздух. Мороз покалывает ноги.
– Я собираюсь в книжный. Хочу поискать книгу об Ибрагимовиче, – говорю я.
Альбин кивает.
– Надеюсь, тебе она понравится.
Некоторое время мы пребываем в нерешительности. Потом я делаю шаг, и вот мы идем по улице Форенингсгатан рядом друг с другом. Я осторожно шагаю по снегу, стараясь не поскользнуться. Альбин с недоверием смотрит на мои сапоги, как будто с ними что-то не так. Пальцы ног свело от холода.
– Я зайду в «Интерспорт», посмотрю клюшки.
– Здорово, что вы выиграли матч.
Альбин пожимает плечами, и на его лице появляется полуулыбка. Какие же у него красивые зубы!
– Это ты забил в ворота?
– Нет.
Некоторое время он молчит, а потом произносит:
– Забили через голевой пас.
Я слышала, как папа, сидя перед телевизором, говорил о том, насколько важна голевая передача, но сама я не знаю, что это такое.
Мы проходим магазины «Ландстрёмс», «Дрессман», «Систембулагет» и наконец оказываемся перед «Интерспортом». Альбин вздыхает.
– Тебе нужно что-нибудь купить? Я как-то видел тебя у «Ломбии».
Я чувствую слабость в коленях. Ноги как ватные. Он. Он. Меня. Видел.
– Моя подруга Юлия занималась фигурным катанием, и я ходила с ней. Но она уже бросила.
Альбин кивает и поднимается по лестнице в «Интерспорт».
– До встречи, – говорит он. И я лишь киваю ему в ответ.
15
На столике в коридоре лежат брошюры университета Умео и высшей школы в Лулео. Это может значить только одно: сюда наведывается бабушка.
– …Я не говорю, что это помощь, но вы узнаете куда больше.
Бабушкин голос звучит напряженно. Он как натянутая струна. Я молчу и пытаюсь пошевелить пальцами ног, чтобы согреть их: они совсем закоченели от холода.
– Вы думаете, я оставлю своих дочерей? – произносит мама твердым, но усталым голосом. Тут нечего обсуждать. Каждый год, когда приближается последний день приема заявлений на поступление в университет, приходит бабушка с брошюрами. В этом году она пришла раньше обычного.
– Это же дистанционное обучение. Живешь где угодно и учишься, – поясняет бабушка.
– Но меня вполне устраивает моя работа в «Коопе». Неужели у вас нет забот поважнее? Например, наша совершенно не работающая система здравоохранения, закрытие большинства школ.
Я заглядываю на кухню и вижу маму. Она молчит.
– Я просто хочу сказать, что немного амбиций не повредит.
Бабуля не унимается. Я называю это «профессиональная деформация». За бабушкой всегда должно быть последнее слово. Когда они с Молли во что-то играют, бабушка никогда не дает ей выиграть. Я понимаю, что я это переживу, но процесс восстановления будет мучительным.
– Ты не забыла купить белую пряжу? – спрашивает мама.
– У меня не хватило денег. Вместо пряжи я купила книгу. Прости, но она была мне действительно нужна. Для книжного клуба.
Бабуля срывается с места, как беркут.
– По крайней мере, в этой семье есть хотя бы один человек с амбициями, который хорошо понимает пользу чтения.
– Я читаю! – парирует мама.
– То есть не только еженедельные журналы? Не думаю.
Мама идет к посудомоечной машине и резкими отрывистыми движениями начинает доставать оттуда посуду. Я ей сочувствую. Интересно, и в самом деле – хотела ли она когда-нибудь учиться?
– Знаешь, у нас в школе будут дебаты по поводу переноса Кируны. Будем обсуждать, кто за, а кто против. Я против. Категорически против.
Я замечаю, как мама тихонько улыбается. Бабушка прицокивает языком.
– Ага… Так, значит, ты в меньшинстве. Большинство детей твоего возраста позитивно воспринимают изменения и понимают их пользу.
– Ну а я не как все. Я хочу жить здесь.
Глубоко вздохнув, я продолжаю:
– Не понимаю, почему ты не смогла спасти весь квартал Блэкхорн. Почему поддержала снос домов?
– Как зовут вашу учительницу, Стина? Я поговорю с директором школы. Учителя не должны навязывать ученикам свое мнение, – ворчит бабушка.
– Она и не навязывает! У меня есть собственная точка зрения. Я хочу жить в своем доме.
– Да, оставайся здесь, и в итоге окажешься под землей, – шутит бабушка. Такие шутки в ее духе. На самом деле бабуля не злая. Но почему-то всё равно в грудной клетке у меня что-то щемит. И покалывает в пальцах. – Но боже мой, детка, ты же всё равно уедешь из своего дома через несколько лет. Ты же собираешься и дальше читать? Что-то делать со своей жизнью. Как идет испанский?
Мама за бабушкиной спиной качает головой.
– Я собираюсь начать читать на меянкиели.
– Что? Это же какой-то ненастоящий язык.
Слышал бы это папа сейчас. Раньше он уже слышал. И закрыл эту тему.
Тут вступает мама.
– Но у Майи и в самом деле предки по линии отца и матери говорили на меянкиели.
– Я тут ни при чём.
– О господи, да и ваши предки, хотите вы того или нет.
Бабушка смеется.
– Они говорили на правильном финском.
Я выхожу в коридор, беру брошюры, надеваю мамины башмаки, открываю дверь и скольжу в них по улице к мусорному контейнеру. Из кухни доносится бабушкин громкий голос:
– У тебя с головой всё в порядке?
– Никто не собирается переезжать в Лулео. Никто.
В глазах у меня стоят слезы, а бабушка всё неправильно понимает. Она думает, что я расстроилась из-за мамы. Но я расстроилась из-за Юлии.
