Но когда мясник однажды утром тайком проследил за женой, то застал ее в погребе с молотком в одной руке и кувшином в другой.

Полумер местные жители не признавали.

Через неделю в деревню прибыл человек, заботливо прикрывавший макушку пальмовым листом. Лист был достаточно большим, чтобы вся голова оставалась в тени, и бледный лик незнакомца резко контрастировал с его бронзовыми плечами и ногами.

Приветствуя деревенский сход, он трижды чихнул («Антонио Франческо Дзефирелли к вашим услугам»), а потом минут пять искал свой платок – задача не из легких, когда держишь в руках дрожащий на ветру лист. Ко всеобщему удивлению, на чужестранце был не долгополый кафтан, а шаровары – напоминающие юбку штаны, широкие, как кринолин, и усеянные накладными карманами, – их было штук тринадцать, не меньше. Однако никто не посмел выразить недоумения. Антонио Франческо Дзефирелли превосходно умел готовить яды, устраивать западни, стрелять из лука и мушкета и вдобавок так виртуозно владел словом, что мог кого угодно заговорить до смерти. Все эти таланты служили ему хорошую службу – ведь по профессии он был убийцей.

– Мы пригласили тебя из-за сына гончара, – сказал деревенский староста.

– Мы хотим, чтобы ты его убил, – сказал мясник.

– Да что вы… – сказал цирюльник, человек не столь кровожадный. – Убивать необязательно, достаточно так его изувечить, чтобы наши жены перестали на него заглядываться.

Убийца едва не отправился восвояси сию же минуту.

– Сударь, – заявил он дрожащим от возмущения голосом, – Антонио Франческо Дзефирелли – порядочный убийца. Он ценит красивую смерть. Так что ни о каких увечьях не может быть и речи. Ни в коем случае!

Старосте едва удалось замять дело.

– Достаточно его просто убить, – сказал он.

IV

Наутро убийца подыскал подходящее место у родника. Достал составные части походного лука, собрал его, распушил перья на кончиках стрел и принялся спокойно ждать. Завидев юношу, дал ему пройти мимо, а когда Альфиз опустил на землю две плетенные из пальмовых листьев корзины и нагнулся, чтобы зачерпнуть из ручья глины, Дзефирелли натянул тетиву и выстрелил.

Лук был самого превосходного качества, из самого податливого тисового дерева, а тетива – из крепчайшего японского женского волоса.

Стрела отделилась от лука беззвучно, лишь тетива сухо щелкнула при отдаче. Убийца выстрелил еще дважды. Мастерство его было таково, что не долетела первая стрела и до середины пути, как за ней уже устремились две другие.

Ждать, когда жертва рухнет на землю, он не стал. Это для новичков.

Тихо мурлыча себе под нос, Дзефирелли направился по пальмовой дорожке обратно в деревню. Он уже предвкушал, как сейчас вздремнет у себя в комнате, как вдруг услыхал позади хруст чьих-то шагов по песку. Не успел он моргнуть, как мимо прошел Альфиз. Юноша учтиво поприветствовал его и удалился, ловко удерживая на плечах корзины с глиной. По его спине меж лопаток стекал красно-коричневый ручеек. На миг ошеломленному убийце пришло в голову, что юноша умер, даже не заметив этого. Такое случалось. Но тут он разглядел, что ручеек не кровавый: из отверстия в одной из корзин вытекло немного мокрой глины. Прямая спина гончара была совершенно невредима.

– Тебя одурачил ветер пустыни, – объяснили ему деревенские.

Антонио Франческо Дзефирелли вырос на Паданской равнине, в одном из тех редких мест, какие ветер почти всегда обходит стороной. Убийца знал туман, знал летние вечера, густые и горячие, как каша, но в ветре, который сбивает с пути стрелы, разбирался мало.

Однако он не отступил.

На следующий день Дзефирелли проснулся до первых петухов и, прихватив лопату и осла, навьюченного большим ковром песочного цвета, отправился в путь.

Западня была блестящей в своей простоте: глубокая яма, а сверху – ковер, присыпанный песком, чтобы не видно было, где кончается дорога и начинается ловушка. С обоих концов убийца навалил на ковер горки песка, количество которого рассчитал в точном соответствии с весом юноши. Когда Альфиз наступит на ловушку, он не просто провалится в яму. Песок по краям немедленно его похоронит.

«Вообще-то более красивую гибель трудно себе представить», – думал убийца. Смерть от удушья быстра, тело остается в полной сохранности. А он желал своей жертве красивого конца: гончар нравился ему, хотя в порученном задании это ничего не меняло.

Юноша поздоровался с ним и направился к ручью, пройдя, к полному недоумению Дзефирелли, прямо по ковру. Убийца почесал в затылке. Подождал, пока Альфиз вернется. Тот снова прошел поверх ловушки. Убийца поздоровался еще раз, заметно смутившись. Может, расчеты оказались неверными? Когда юноша исчез из виду, Дзефирелли, осторожно тыча в песок пальмовым листом, направился к западне. Внезапно в совершенно другом месте земля под ним разверзлась, и на него обрушился поток песка. Он бы, несомненно, задохнулся, если бы свободная рука не запуталась в поводе осла. Животное, запаниковав, пустилось галопом и выдернуло убийцу из песка, как пробку из бутылки. Он остался цел, если не считать вывиха плеча.

– На этот раз тебя одурачил песок пустыни, – объяснили деревенские.

Тем вечером Дзефирелли с трудом выудил из одного из карманов своих шаровар пузырек с надписью «Слоновьи грезы». Это одурманивающее средство вообще-то служило для приручения диких слонов, но для людей один глоток означал смерть. Чем «Слоновьи грезы» превосходили другие яды (и это нравилось убийце), так это тем, что почти не вызывали судорог, конвульсий и прочих неприятных эффектов, а оставляли на лице жертвы улыбку и погружали ее в такой глубокий сон, от которого никто не пробуждается.

В обычных обстоятельствах Дзефирелли, конечно, никогда не опустился бы до такого способа умерщвления (отравителей он считал нерадивыми дилетантами), но из-за вывиха плеча возможности его сузились, а проделки пустыни начали ему надоедать.

Он подстережет юношу у источника и предложит ему отпить из пузырька.

Пустыне придется хорошенько постараться, чтобы ему помешать.

Что именно произошло потом, Дзефирелли так и не понял. Он заметил юношу в ста метрах от себя, в конце пальмовой дороги. Убийца спустился с дюны, его рука уже потянулась к пузырьку в кармане, на мгновение – секунд на двадцать-тридцать, никак не больше – он выпустил юношу из виду, а когда взобрался на гребень следующей дюны, обнаружил, к своему изумлению, что парень идет не впереди, а к западу от него. Он снова спустился с дюны, поднялся на следующую, но гончар как сквозь землю провалился. И, хуже того, когда убийца обернулся, чтобы сориентироваться, то не увидел и деревни. Даже от родника и ручья не осталось ни следа.

Дзефирелли бродил по пустыне неделю. Он потерял свою пальмовую