– ВПЕРЕД, ВПЕРЕД!

Всякий раз, когда он оборачивался, деревья на берегу съеживались, превращаясь в пятна, крапинки, точки. Пока не остались позади в виде длинной, едва различимой серой линии.

– ВПЕРЕД, ВПЕРЕД!

Он часто думал, что страх похож на без конца расширяющуюся Вселенную. Но сейчас, посреди ледяных просторов, во мраке ночи, в компании бессознательного брата, сердце Варре, как ни странно, успокоилось. Не то чтобы он больше не замечал вокруг опасностей. Он видел рассекающие лед шрамы, которые по мере продвижения лишь удлинялись. Слышал, как лед угрожающе трещит и ломается. Но если в начале пути он опасался, что покидает тихую гавань, то теперь был уверен в том, что эта гавань ждет его на другом берегу.

Еще час. Или даже меньше, если собакам удастся сохранить ту же скорость. Гриммы бежали слаженно. Они были семиглавым, четырнадцатиглазым, двадцативосьминогим чудищем, которым управлял он, Варре.

– Держись, Бор! – крикнул Варре наперекор хлесткому ветру. – Держись!

Поначалу там и сям стелилась дымка, безобидная легкая пелена, но очень скоро воздух разбух, заклубился и сгустился над Тысячей саженей плотным туманом.

Сообрази он вовремя, он бы еще успел развернуться. Но Варре видел перед собой один лишь лед и спохватился только тогда, когда посыпался град. Мелкая крупа, почти порошок.

Возвращаться было уже слишком поздно.

В Толе до сих пор вспоминают зимнюю бурю того года. Ее беспрецедентный размах. Как будто зима напоследок пожелала вступить в свои права. Стеклянная теплица позади городской ратуши со звоном разлетелась вдребезги, деревянные прилавки, сооруженные для весенней ярмарки, сдуло, как солому. Церковный сторож, который не мог уснуть и поднялся на башню, чтобы проверить колокола, был вынужден спрятаться под самым большим из них. А когда под шквалом ветра на него обрушилась медная махина, он потерял три с половиной пальца.

Варре пришлось притормозить. Ветер усилился и, точно кулаками, бил градом по плоскому голому льду. Варре прижался к саням, обнял брата и почувствовал, как рядом пристроились собаки, согревая его своей густой жесткой шерстью.

Буря промчалась по льду, как боевой патруль, и с ревом исчезла вдалеке. Ветер стих. Варре по-прежнему сидел, обняв Бора. На шею упало что-то холодное. Достав фонарь, он посветил вверх. В воздухе медленно кружили пушистые хлопья снега, опускаясь на морды Гриммов, на неподвижное лицо Бора. Было что-то умиротворяющее в этой тишине, в этом рассеянном свете. Снег смягчал и сглаживал все вокруг. Даже испещренный трещинами и рубцами лед вновь становился ровным и гладким.

Варре поднялся и, склонившись к застывшему, бледному лицу Бора, тихо произнес:

– Мы почти у цели.

Подоткнув сбитый ветром конец одеяла, Варре призвал к порядку собак, ловивших пастью снег, развернул сани в нужном направлении и крикнул:

– ВПЕРЕ-ЕД!

Тысяча саженей разверзлась без предупреждения. Ведущий Гримм с громким треском провалился в черную как сажа воду. Скуля, он тщетно пытался выкарабкаться обратно на лед.

Снова треск. Теперь уже позади. Сани перевернулись. Варре упал. Фонарь выскользнул из рук и исчез в полынье. Ледяная вода жадно выплеснулась через край. Брюки и куртка намокли. Холод острыми иглами пронзил его тело.

Он не помнил, как ему удалось поднять сани с бесчувственным Бором и вытащить из воды барахтавшегося в ней пса.

Всю ночь он не чувствовал усталости – ни когда искал Бора, ни когда освободил его из-под сосны, ни когда мчался по ледяному озеру глубиной в тысячу морских саженей. Сейчас же он просто валился с ног.

И волшебный голос в его голове на этот раз молчал.

Варре знал, что непременно должен подняться. Он слышал много историй о том, как лесорубы замерзали насмерть, но не мог себя пересилить. Лежал, закрыв глаза и стуча зубами. А мягкий как пуховое одеяло снег потихоньку укрывал его. Чем дольше он лежал, тем меньше думал о холоде. И вот они, как прежде, сидели на пристани, греясь в теплых солнечных лучах. Тысяча саженей превратилась в прекрасное безмятежное озеро с цветущими до горизонта лилиями.

Он ощутил на лице что-то холодное и мягкое. Его толкали.

– Оставьте меня в покое, – прошептал Варре.

Но толчки продолжались.

Он открыл глаза, лето исчезло, и мир снова превратился в лед. Он чувствовал вкус крови на губах и не мог пошевелить левой ногой.

– Гримм!

На него смотрели голубые собачьи глаза. Но Варре хотелось только одного – спать. Он отвернулся. Холод окончательно сковал руки и ноги.

А потом он его увидел.

Приглушенный свет.

Прямо из-подо льда.

V

Варре вскочил как ошпаренный.

Опустив морды, собаки Гримм скребли когтями по льду и рычали. Свет становился ярче, как будто поднимаясь из глубины.

Варре хотел было убежать, но при первом же движении лед устрашающе затрещал. И еще до того, как ему вспомнилась мелодия и слова песенки, он понял, что это за свет и откуда он исходит.

Кто прячется там в глубине?

С водяным на самом дне.

Она ждала его. Глубоко-глубоко, за бездонными омутами и ямами, вопреки таблицам и расчетам. Терпеливо, летом и зимой, там, в глубине, где вода неподвижна, где царят лишь холод и тишина.

Роза, Роза, Роза.

Она видела, как он стоял на берегу, набираясь храбрости. Как управлял собачьей упряжкой. Она вызвала снежную бурю. И заманила его в ловушку.

Он слишком устал, чтобы бояться. Закрыл глаза и ждал.

Прошли секунды, долгие как годы.

Варре открыл глаза.

Свет все еще сиял. Но почти не двигался. Чего она медлит?

– Давай же! – надрывно закричал он. – Давай!

И тогда свет стал перемещаться. В ужасе Варре увидел, как собаки встрепенулись и побежали за светом! Он попытался ухватить поводья, но Гриммы пронеслись мимо него.

Слишком поздно. Они наверняка провалятся под лед. Роза их…

Но ничего не случилось.

К его изумлению, свет замер и вернулся назад к Варре. Теперь он снова горел прямо под ним. Варре протянул руки. Свет не давал тепла. На мгновение почудилось, что Варре держит его в руках. Он нежно мерцал в его ладонях. Затем вновь отскочил в сторону – туда, где во льду темнели две трещины. Свет осторожно их обогнул.

Варре медленно поднялся на ноги.

Остаток пути, ежась от холода, он без движения просидел в санях. Намокшие куртка и штаны затвердели от мороза. Поводья выскальзывали из онемевших пальцев. Управлять упряжкой уже не получалось. Впрочем, собаки сами мчались за светом. Дорога была извилистой, петляла то вправо, то влево, иногда