- Мы дружили одной компанией, пять человек, и в школе нас называли «пять мушкетеров», - Слава улыбнулся. – Но вообще-то мы предпочитали название Power Rangers. Я был красным, если тебе интересно.

Лев не видел этот сериал, но хорошо помнил обложку: красный всегда стоял в центре.

- Самый главный что ли? – уточнил он.

- Типа того, – хмыкнул Слава. – Короче, мы были лучшими друзьями, пока я не влюбился в Максима. Я долго маялся, не зная, как сказать, и не зная, как объяснить себе эти чувства. Юля была первой, кому я рассказал: она сразу всё поняла и раз десять показала мне клип группы Тату, намекая, что обо всём догадывается. Ну, я тогда тоже догадался, что она догадывается, и признался. Она меня поддержала, но Максиму посоветовала не говорить, а я всё равно рассказал.

Слава замолчал – так, как будто история уже окончена – и Лев, не дождавшись продолжения, спросил:

- И что потом?

Слава быстро проговорил:

- Максим рассказал всем, они перестали со мной дружить и начали издеваться.

- Били? – холодно спросил Лев, чувствуя, как злиться на двенадцатилетних детей.

- Да. Мама тогда не поняла причину, и не очень стремилась понять, считала, что это всё «наши мальчишеские разборки». Но она предлагала научиться драться, чтобы я мог себя защитить. Бокс там всякий находила. А мне всегда казалось странным бить другого человека, я этого не хотел.

- Так это ж для самозащиты!

- Слушай, ты либо можешь кого-то ударить, либо нет. Всё остальное – мишура.

Лев тяжело вздохнул, уточняя:

- И тогда, видимо, появилось джиу-джитсу?

- Да, - кивнул Слава. – Сначала мне очень понравилось, что там минимум насилия, а когда познакомился с тренером, сразу понял, что это навсегда. Тренер был просто вау. Не просто тот, что круто обучает приёмчикам, хотя и это тоже, а вообще… Он круто учил жизни. Он был настоящим фанатом и хорошо знал философию джиу-джитсу. У нас были целые занятия, на которых он рассказывал, что сила ничего не решает, что основа всего – интеллект, спокойствие и выдержка, и что на этих столпах можно построить не только технически правильный бой, но и всю жизнь. Он часто повторял: «Не нападай, а заманивай в ловушки». Я считаю, что джиу-джитсу меня воспитало – не как бойца, а как человека. И я действительно никогда не дрался, но и редко оказывался избитым. А ещё, никогда так не орал до сегодняшнего дня.

Он грустно усмехнулся и Льву стало стыдно: поломал он его джиу-джитсу…

- Со мной не работает, - произнёс он с сожалением.

- Иногда работает, - возразил Слава. – Но я не идеальный боец.

Лев, ощутив подходящий момент, спросил:

- У нас всё по-прежнему или?..

- Я очень люблю этого парня, на которого ты похож большую часть времени.

Льва задела формулировка: раньше Слава говорил, что «этот парень» и есть сам Лев, а теперь, оказывается, это не он, он на него только «похож». А кто тогда он?

- Думаешь, это не я? – дрогнувшим голосом спросил Лев.

- Не знаю, что думать, – признался Слава.

Они замолчали, и в тяжелой тишине дошли до Славиного дома – вот и ответ на вопрос: «К тебе или ко мне?»…

У подъездной двери Слава сказал на прощание:

- Меня не нужно защищать, за меня не нужно драться, не нужно решать мои проблемы. Я не ищу ни силы, ни покровительства. Придумай что-нибудь другое.

«Что?» - хотел спросить Лев, но не смог, потому что, поднявшись на носочки, Слава дотянулся до его губ и поцеловал. Разорвав поцелуй, он тут же скрылся в подъезде, а на Льва накатила приятная слабость: раз целует, значит, любит, значит, всё по-прежнему.

От этой мысли оттолкнулась и больно ударила под дых другая, длиной всего в одно имя: Юля. А по-прежнему ли? Про неё он так и не спросил. Получается, Эльза Арнольдовна тоже заговорила о раке?..

Лев и Слава [68-69]

Конечно, это был рак. Биопсия подтвердила его через шесть дней. Всю неделю Лев репетировал утешения для поникшего Славы: пока точный результат был не ясен, он говорил ему слова, в которые сам не верил: это ещё ничего не значит, диагноз не уточнен, предположения – одно, а факты – другое… Сам же параллельно готовился к совсем другому разговору: «Не переживай, рак груди лечится, в крайнем случае, сделают мастэктомию, да, не очень приятно, но, в конце концов, главное, что всё будет хорошо…»

Но все его продуманные, складные успокоения оказались стёрты в пыль, едва пришла весть о диагнозе: рак молочной железы, четвертая стадия. Когда Юля сообщила им эту новость – обоим одновременно – ему, в отличие от Славы, не пришлось спрашивать: «Что это значит?».

Метастазы. Мастэктомия уже не поможет. И, говоря откровенно, надежда, что поможет что-то другое, была настолько ничтожна, что Лев сразу начал репетировать новые утешения: «Так, ладно, все когда-нибудь умирают…».

Конечно, он им этого не сказал. Они сидели в гостиной на диване, Юля плакала на плече у Славы, Слава смотрел поверх её головы на Льва, и надеялся, что тот найдёт какие-то слова – правильные, нужные, целительные для них обоих. Он постарался их найти.

- Шансы есть всегда, – говорил он. – Нам рассказывали в университете про случаи из практики, когда и не такое успешно вылечивали. И Эльза Арнольдовна наверняка тебе что-то сказала, да? Она же не сказала, что шансов нет?

- Не сказала, - всхлипывая, соглашалась Юля.

Конечно, не сказала. Нельзя такое в лоб говорить, даже если их правда нет – Лев это хорошо понимал.

- Она составила план лечения?

Юля кивнула, отнимая голову от Славиного плеча. Она забралась с ногами на диван, обхватила колени и гнусаво проговорила:

- Там курсы химиотерапии.

- Вот видишь! – обрадовался Лев. – Не было бы шансов, не было бы и смысла в лечении.

Ему казалось, что он говорит правильные, успокаивающие вещи, но Юля, махнув пальцами по глазам, вдруг издала тоненький вскрик и снова надрывно заплакала. Слава придвинулся к ней, обнимая и прислоняясь губами к непослушным волосам, мягко сказал:

- Давай сегодня плакать, сколько хочется, а с завтрашнего дня лечиться?

- Давай, – сдавленно согласилась Юля.

Потом они собирались домой, в мрачном ожидании предстоящего разговора с мамой, и Слава прятал глаза от Юли, отворачивался и смотрел в пол.