получат приказ о дополнительном патрулировании Старого города. Герцог Окделл весьма щепетилен, когда речь заходит о полномочиях.

– Вы хотите сказать, глуп? – Раз уж предстоит драка, вранье лучше отбросить. – Дик слишком молод, и он рано потерял отца.

– Я своего отца не помню, – набычился Никола, – но это ничего не меняет. Если я предам, меня следует расстрелять, если не справлюсь с тем, что мне поручено, – разжаловать.

– А вы можете предать? – Они говорят о Диконе или сговариваются о нападении?

– Нет, Монсеньор, – лицо маленького генерала стало странно торжественным, – на мою верность вы можете рассчитывать. Я выполню любой ваш приказ. Почти любой.

– То есть? Что значит «почти»? Договаривайте.

– Я не оставлю вас, даже если вы прикажете, – отчеканил Карваль, – и не только я. Мы в вашем распоряжении, Монсеньор. Пока речь не идет о вашей жизни.

– Моя жизнь недорого сто́ит.

– Мой герцог, – свел брови южанин, – мы сами решаем, чему служить и за кого умирать. Если понадобится, сделаем это не хуже Алвы.

Спорить бесполезно. Никола не уступит, и Сэц-Ариж, и Дювье со своими теперь уже драгунами, и Форестье. Как там говорил Спрут – «мои люди слушают только меня»? Стали бы лиловые спасать своего герцога вопреки его приказу?

– По Гальтарским кодексам казнь назначат на утро пятого дня после оглашения приговора. Вам хватит времени?

– Должно. – Коротышка вновь был спокоен и деловит. – Лучше, чтоб это была Занха, но деревья растут и на других улицах.

Моро кэналлийцу пока не видать. Вернуть коня – все равно что расписаться в похищении, значит, нужно добыть мориска или хотя бы полукровку.

– Нужно подыскать подходящую лошадь.

– Лошадей, – поправил Карваль. – Я знаю, где купить полуморисков.

– Деньги возьмете у меня. – Он должен задать этот вопрос, не может не задать. – Вы понимаете, кого решились освободить?

– Разумеется, Монсеньор, – подтвердил Никола. – Я освобождаю Талиг. Могу ли я вернуться к своим обязанностям?

– Отправляйтесь. – Эпинэ внезапно понял, что улыбается. – Желаю вам обнаружить побольше… кэналлийцев.

3

Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет,Хлебнете вы неисчислимых бед,Я вас предупреждаю, вам же хуже…У вас ни памяти, ни чести нет,Свинья душой, ступайте ж в вашу лужу…Я вас предупреждаю – вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет.

Почему-то вспомнилось, что эта мерзость называется триолетом. Триолет был выведен каллиграфическим почерком на оборотной стороне выписок из кодекса Диомида, которыми снабдил Высоких Судей еще Кракл. Под виршами виднелась прозаическая приписка. Граф Медуза уведомлял герцога Окделла, что в случае вынесения герцогу Алва смертного приговора он, Суза-Муза, возьмет дело в свои руки, и горе тем, кто встанет у него на пути. Далее следовала подпись и печать со свиньей на блюде. Неведомый затейник продолжал свои шуточки на глазах целой армии военных и судейских…

Дрожа от ярости, Дикон перечитал послание. Медуза был верен себе, кусая именно тогда, когда про него забывали. Подлец пролезал в самые невозможные щели, путая следы не хуже знаменитого лиса-призрака[22]. «Я вас предупреждаю – вам же хуже…» Безграничная наглость, но кто за ней стоит? Найденный было ответ после исчезновения Удо обернулся новыми вопросами. Тех, кто не мог быть Сузой-Музой, Дик знал наперечет, но не подозревать же всю столицу!

– Монсеньор, – помощник экстерриора казался смущенным, – монсеньор… Вам не попадалось в бумагах адресованного вам послания вызывающего содержания?

– Нет, – Дикон торопливо облокотился на злосчастный кодекс. – А что, кто-то получал?

– Господин гуэций, господин супрем, господин обвинитель, а также большинство Высоких Судей, – с готовностью перечислил чиновник. – Им были подброшены оскорбительные стихи с угрозами.

– Вот как? – начав лгать, нельзя останавливаться. – Что ж, писавший, кем бы он ни был, знает, что угрожать Окделлам бессмысленно.

– Письма подписал так называемый граф Медуза, – не отставал судейский. – Монсеньор, возможно, есть смысл просмотреть бумаги на вашем столе?

– Нет, – показывать вирши не хотелось, а для расследования хватит и того, что нашли. – Мне ничего не подбрасывали. Покажите мне то, что подкинули герцогу Придду.

– Конечно, монсеньор.

Любопытно, чем припугнули Спрута? Ричард протянул руку, в нее послушно лег плотный лист. Начало было до отвращения знакомым:

Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет,Вам лучше не родиться бы на свет,Я вас предупреждаю, вам же хуже,Достойней дать единственный ответ,Чем спорить со свиньею неуклюжей.Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет.

– Герцог Окделл читает чужие письма? – Валентин Придд собственной персоной стоял за спиной чиновника. – И почему это никого не удивляет?

– Поимка Сузы-Музы входит в обязанности цивильного коменданта Раканы, – отрезал Дикон, бросая злополучный листок на стол.

– В таком случае нашему таинственному другу ничего не грозит. – длинные пальцы ухватили послание. Словно щупальца. Придд пробежал глазами письмо и аккуратно сложил. – Граф настроен весьма решительно, впрочем, в том, что касается меня, он прав. Я и впрямь злоупотреблял вашим вниманием.

– О нет! – Дику удалось выдавить из себя улыбку. – Что вы скажете насчет совместной прогулки после обеда?

– Если мы покончим с судейскими обязанностями, – уточнил Спрут, – в противном случае нас могут счесть дезертирами.

– Разумно, – согласился юноша и, чтобы не видеть Придда, уткнулся в обвинительный акт. Черные строчки доносили об убийствах, нападениях, злоупотреблениях, но вдуматься в написанное не получалось, может быть, потому, что главного в бумагах не было и о нем не знали ни Фанч-Джаррик, ни гуэций, ни Спрут.

Можно спорить, был ли Ворон сообщником Сильвестра и кто убил Оноре. Можно простить Алву, как простила Катари, это ничего не меняет. Объединение Золотых Земель под скипетром Раканов в опасности, пока жив законный потомок Рамиро, и виновны в этом не Альдо и не Ворон, а недостойные собственной крови древние короли…

В конце прошлого круга, круга Молнии, из четырех Повелителей выжил лишь Шарль Эпинэ. Последним погиб Повелитель Скал, оставив грядущий круг малолетнему сыну. Все повторяется, но отчаянье сменила надежда. Смерть Повелителя Ветров в начале круга Ветров положит конец безвременью и смутам, а его сын не будет расплачиваться за преступления предков. Понимает ли это Алва? Наверное, иначе бы не прекратил бороться.

Ворон сложил оружие не у эшафота Оллара, а здесь, в зале Гальтарского дворца, взглянув на того, кого всю жизнь спасал. И на того, с кем пытался сражаться.

«Король Талига не может лгать», и молчание… Ворон мог рассказать о многом, мог отомстить, облить позором, утянуть за собой десятки людей, а он смотрел в стену, иногда по привычке огрызаясь. Нет, Алва не спустил флаг, не сдался, он умрет, как жил, с гордо поднятой головой, но борьба для него потеряла смысл. Как страшно понять, что ты прожил жизнь, защищая предавшее тебя ничтожество, но отступать кэналлийцу некуда. Только в Закат, и это будет конец вражды и войны. Конец Золотого Договора и начало новой Золотой Анаксии от Седого моря до Померанцевого.

Глава 3. Талигойя. Ракана (б. Оллария). 400 год К. С. 19-й день