Шрифт:
Закладка:
Эта школа так никогда и не стала модным учебным заведением, и профессор не скопил большого состояния, управляя ею, но это было именно то, чего хотела Джо, – «счастливый, по-домашнему уютный пансион для мальчиков, которые нуждались в обучении, заботе и доброте». Вскоре все комнаты в большом доме были заполнены детьми. У каждого маленького участка в саду вскоре появился свой владелец. В конюшне и сарае образовался настоящий зоопарк, где разрешалось держать домашних животных. И три раза в день Джо улыбалась своему Фрицу, сидя во главе длинного стола, по обе стороны которого располагались ряды счастливых юных лиц, что поворачивались к ней с любящими взглядами, доверительными речами и благодарными сердцами, полными признательности «маме Баэр». Теперь ей вполне хватало мальчиков, и она не уставала от них, хотя они ни в коей мере не были ангелами, и некоторые из них доставляли профессору и «профессорше» много хлопот и беспокойства. Но её вера в добро, уголок для которого есть в сердце даже самого озорного, дерзкого, совершенно безнадёжного маленького оборванца, давала ей терпение, сноровку и со временем вела к успеху, потому что ни один смертный мальчик не смог бы долго сопротивляться папе Баэру, сияющему благосклонной улыбкой, подобно солнцу, и маме Баэр, которая прощала его до семижды семидесяти раз. Особенно дорога для Джо была дружба мальчиков, их покаянные всхлипывания и исповеди шёпотом после проступка, их забавные или трогательные маленькие признания, их милые восторги, надежды и планы, даже их неудачи, потому что этим они только внушали ей ещё больше любви к себе. Среди них были медлительные и робкие, хилые и буйные, шепелявые и заики, там была пара хромых и один весёлый маленький квартерон, которого не принимали в другие учебные заведения, но которому были рады в «Баэргартене», хотя некоторые предсказывали, что зачисление туда этого ребёнка погубит всю школу.
Да, Джо была очень счастлива в своём пансионе, несмотря на тяжёлый труд, немалое беспокойство и постоянный шумный гомон. Она искренне наслаждалась всем этим и считала, что одобрение её мальчиков было более приятно, чем любая похвала на свете, потому что теперь она не рассказывала сказок собственного сочинения никому, кроме своих учеников, восторженных сторонников и почитателей. Прошли годы, и два собственных сыночка умножили её счастье – Роб, названный в честь дедушки, и Тедди, беззаботный малыш, который, казалось, унаследовал светлый нрав своего отца, а бойкость – от матери. Как им вообще удалось выжить и вырасти в этом водовороте мальчиков, было загадкой для их бабушки и тётушек, но они расцветали, как одуванчики весной, и их грубоватые няни любили их и были им полезны.
В Пламфилде организовывали очень много праздников, и одним из самых восхитительных из них был ежегодный сбор яблок. Ибо тогда Марчи, Лоуренсы, Бруки и Баэры являлись в полном составе и вместе отмечали этот день. Через пять лет после свадьбы Джо состоялся один из таких праздников плодородия, в один приятный октябрьский день, когда воздух был полон бодрящей свежести, которая поднимала настроение и от которой кровь жизнерадостно играла в венах. Старый сад оделся в свой праздничный наряд. Мшистые стены окаймляли золотарники и астры. Кузнечики бодро прыгали в сухой траве, а сверчки стрекотали, как волшебные дудочники на пиру. Белки были заняты сбором своего маленького урожая. Птицы щебетали на прощание с ветвей ольховника вдоль аллеи, и каждая яблоня, если её едва потрясти, была готова обрушить на землю град своих красных или жёлтых плодов. Все собрались в этот день.
Они смеялись и пели, взбирались на деревья и падали вниз. Все объявили, что никогда ещё не было настолько прекрасного праздника и столь весёлой компании, которые принесли им столько радости, и каждый отдавался простым удовольствиям этих часов с таким размахом, будто в мире не существовало таких вещей, как заботы и печали.
Мистер Марч спокойно прогуливался, цитируя Тассера[168], Каули[169] и Колумеллу[170] мистеру Лоуренсу, наслаждаясь «винным соком нежных яблок».
Профессор носился туда-сюда по аллеям между деревьями, подобно крепкому тевтонскому рыцарю с шестом вместо копья, ведя за собой вооружённый крюками и лестницами отряд мальчиков, которые проявляли чудеса спортивной и воздушной акробатики. Лори целиком и полностью отдался малышам, катал свою маленькую дочь в большой корзине, возносил Дейзи к птичьим гнёздам и старался не допустить, чтобы безрассудно смелый Роб сломал себе шею. Миссис Марч и Мэг сидели среди груд яблок, как две Помоны[171], сортируя всё новые и новые порции, в то время как Эми с по-матерински красивым выражением лица рисовала различные группы присутствующих на празднике и присматривала за одним бледным мальчиком, который сидел, с обожанием глядя на неё, положив свой маленький костыль рядом с собой.
В тот день Джо была в своей стихии и носилась повсюду, с подколотыми юбками, в шляпе, болтавшейся где угодно, только не у неё на голове, с ребёнком под мышкой, готовая к любому весёлому приключению, которое может подвернуться. Жизнь у малыша Тедди была счастливой, потому что с ним никогда не случалось ничего плохого, и Джо никогда не испытывала ни малейшего беспокойства, когда один мальчик втаскивал её сына на дерево, другой носился вприпрыжку с ним на спине или когда его угощал кислыми коричными яблоками собственный снисходительный папаша, пребывавший в немецком заблуждении, что детский желудок может переварить всё что угодно, от квашеной капусты до пуговиц, гвоздей и своих же ботиночек. Она знала, что маленький Тед снова появится перед ней в положенный срок, невредимый и румяный, чумазый и безмятежный, и всегда принимала его в свои объятия с сердечным радушием, потому что Джо нежно любила своих детей.
В четыре часа наступило затишье, и корзины стояли пустые, в то время как сборщики яблок отдыхали и сравнивали свои прорехи и синяки. Затем Джо и Мэг с отрядом старших мальчиков накрыли ужин на траве, потому что чай на свежем воздухе всегда был кульминацией радостей таких дней. В подобных случаях земля буквально сочилась молоком и мёдом, потому что ребятам не нужно было сидеть за столом, вместо этого им разрешалось наслаждаться закусками по своему усмотрению, ведь свобода – это излюбленная приправа мальчишеской души. Они в полной мере воспользовались своей редкой привилегией, поскольку некоторые из них в качестве приятного эксперимента попробовали пить молоко, стоя на голове, другие придали новый вкус чехарде, поедая пирог в паузах между прыжками, печеньем беспорядочно засеяли поле, а яблочные пирожки угнездились на ветках деревьев, подобно птицам нового вида. У маленьких девочек было отдельное чаепитие, а Тед бродил среди угощений по своему собственному усмотрению.
Когда все наелись, профессор предложил первый обычный тост, который всегда поднимали в такие моменты: «За тётушку Марч, благослови её Бог!» Это был тост, от души произнесённый добрым человеком, который никогда не забывал, сколь многим он ей обязан, и мальчики, которых учили всегда хранить память о благодетельнице, тихо выпили за неё.
– А теперь – за бабушкино шестидесятилетие! Долгой ей жизни, ещё трижды три столько лет!
За это выпили с готовностью, как вы вполне можете себе представить, и как только начались одобрительные возгласы, их было трудно остановить. Тосты поднимались за здоровье каждого, от мистера Лоуренса, который считался особым покровителем школы, до ошарашенной морской свинки, которая удалилась от отведённого для неё места и заблудилась в поисках своего юного хозяина. Деми, как старший внук, преподнёс королеве этого дня различные подарки, настолько многочисленные, что их доставили на место праздника в тачке. Некоторые из подарков были забавными, но то, что в них кому-то могло показаться изъянами, являлось украшением для бабушки, потому что все подарки дети сделали своими руками. Каждый стежок, который терпеливые маленькие пальчики Дейзи сделали на подбитых ею носовых платках, был для миссис Марч лучше, чем любая тонкая вышивка. Чудо механического мастерства являл собой подарок Деми, хотя
