– Какой не по годам развитый ребёнок! Откуда только это у тебя в голове? – спросила Джо, восхищаясь невинным откровением племянника не меньше, чем профессор.

– Не в голове, а во рту, – ответил прямодушный Деми, высунув язык с шоколадным драже на нём, думая, что она имеет в виду конфеты, а не идеи.

– Тебе следовало бы оставить немного своей маленькой подруге. Сладкое – сладеньким, mannling[163]. – И мистер Баэр предложил Джо немного драже, бросив на неё взгляд, который заставил её задуматься, не был ли шоколад нектаром богов. Деми тоже заметил эту улыбку, она его впечатлила, и он бесхитростно поинтересовался:

– А большим мальчикам нравятся большие девочки, фессор?

Как и Вашингтон в детстве, мистер Баэр «не умел лгать», поэтому он дал несколько расплывчатый ответ, что, по его мнению, они им нравятся иногда, – таким тоном, что мистер Марч отложил щётку для одежды, бросил взгляд на смущённое лицо Джо, а затем опустился в кресло с таким видом, как будто «не по годам развитый ребёнок» внушил ему мысль, которая была одновременно приятной и удручающей.

Почему, когда Додо поймала племянника в буфете полчаса спустя, она чуть не задушила его, сжав детское тельце в нежных объятиях, вместо того чтобы устроить взбучку за то, что он там был, и почему она продолжила своё необычное поведение, неожиданно выдав ему большой ломоть хлеба с желе, – это оставалось одной из загадок, над которыми Деми размышлял своим маленьким умишком и был вынужден навсегда оставить этот вопрос нерешённым.

Глава 23

Под зонтиком

В то время как Лори и Эми совершали супружеские прогулки по бархатным коврам, приводя в порядок свой дом и планируя блаженное будущее, мистер Баэр и Джо наслаждались прогулками иного рода, по грязным дорогам и росистым полям.

«Я всегда выхожу прогуляться ближе к вечеру, и я не понимаю, почему я должна отказываться от этого, только потому, что по пути я случайно встречаю профессора», – сказала Джо себе после двух или трёх встреч, потому что, хотя было две тропинки к дому Мэг, какую бы она ни выбрала, она была уверена, что встретит его либо идущим ей навстречу, либо возвращающимся. Он всегда шёл быстро и, казалось, никогда не видел её до тех пор, пока не оказывался совсем близко, и тогда делал вид, что до этого момента не мог узнать приближающуюся леди из-за своей близорукости. Далее, если она собиралась к Мэг, у него всегда было что передать для детей. Если она направлялась к своему дому, он просто прогуливался в сторону реки, и как раз возвращался, чтобы зайти к ним, если только они не устали от его частых визитов.

Что ещё оставалось Джо в сложившихся обстоятельствах, кроме как вежливо поприветствовать его и пригласить зайти? Если она и уставала от его визитов, то умело скрывала свою усталость, заботясь о том, чтобы к ужину был кофе, «так как Фридрих – я имею в виду мистера Баэра – не любит чай».

Ко второй неделе все прекрасно понимали, что происходит, но старались делать вид, как будто они совершенно не замечали перемен в лице Джо. Они никогда не спрашивали, почему она поёт за работой, причёсывается по три раза на дню и просто расцветает после вечерних прогулок. И ни у кого, казалось, не возникло ни малейшего подозрения, что профессор Баэр, беседуя с отцом о философии, давал его дочери уроки любви.

Джо даже не могла благопристойно впасть в уныние, но вместо этого пыталась сурово подавить свои чувства и, не сумев этого сделать, вела несколько взволнованную жизнь. Она смертельно боялась, что над ней будут смеяться за то, что она сдалась, после её многочисленных и страстных заявлений о жажде независимости. Лори вызывал у неё особый трепет, но благодаря контролю своей жены он вёл себя с похвальной пристойностью, никогда прилюдно не называл мистера Баэра «славным малым», никогда не намекал, даже отдалённо, на изменившуюся к лучшему внешность Джо и не выражал ни малейшего удивления, чуть ли не каждый вечер видя шляпу профессора на столе Марчей. Но когда никто не видел, он ликовал, мечтая о том времени, когда сможет подарить Джо маленькую табличку в виде медведя с сучковатым посохом в качестве подходящего герба.

В течение двух недель профессор являлся к ним и уходил с регулярностью поклонника. Затем он не приходил целых три дня и не подавал никаких признаков жизни, что заставило всех принять серьёзное выражение лица, Джо сначала стала задумчивой, а затем – увы и ах! – очень сердитой.

«Осмелюсь предположить, ему стало противно и он уехал в Германию так же внезапно, как и появился. Конечно, мне совершенно всё равно, но я думаю, что он должен был зайти и попрощаться с нами, как джентльмен», – сказала она себе, с отчаянием взглянув на калитку, когда однажды пасмурным вечером одевалась перед своей обычной прогулкой.

– Тебе лучше взять маленький зонтик, дорогая. Похоже, собирается дождь, – сказала мама, заметив, что на ней новая шляпка, но не намекая на этот факт.

– Да, мамочка, тебе что-нибудь нужно в городе? Мне надо сбегать в магазин за бумагой, – ответила Джо, выправляя бантик под подбородком перед зеркалом, используя это как предлог, чтобы не смотреть на мать.

– Да, мне нужно немного силезской саржи, пакетик иголок номер девять и два ярда узкой ленты лавандового цвета. Ты надела ботинки на толстой подошве и что-нибудь тёплое под плащ?

– Думаю, да, – рассеянно ответила Джо.

– Если ты случайно встретишься с мистером Баэром, приведи его к нам домой на чай. Я очень хочу увидеть этого дорогого человека, – добавила миссис Марч.

Джо услышала это, но ничего не ответила, только поцеловала мать и быстро ушла, подумав с благодарностью, несмотря на свою душевную боль: «Как она добра ко мне! И как приходится девушкам, у которых нет матерей, которые помогли бы им справиться с их бедами?»

Галантерейных магазинов не было среди контор, банков и оптовых складов, где обычно собираются джентльмены, но Джо оказалась в этой части города, прежде чем она выполнила хоть одно поручение, слоняясь без дела, как будто кого-то ждала, с самым неженским интересом рассматривая инженерные инструменты в одной витрине и образцы шерсти – в другой, она спотыкалась о бочки, её чуть не раздавили опускающиеся тюки, и её без церемоний отталкивали занятые мужчины, которые выглядели так, как будто они задавались вопросом: «Как, чёрт возьми, её сюда занесло?» Капля дождя на щеке вернула её мысли от разбитых надежд к испорченным дождём лентам.

Ибо капли продолжали падать, и, будучи влюблённой женщиной, она чувствовала, что, хотя было уже слишком поздно уберечь своё сердце, она ещё могла бы спасти шляпку. Теперь она вспомнила о маленьком зонтике, который забыла взять, в спешке уходя из дома, но сожаления были напрасны, и ничего не оставалось, кроме как одолжить его или покорно промокнуть. Она посмотрела вверх на небо, которое затягивали тучи, вниз на алый бант, уже испещрённый чёрными пятнами, вперёд на грязную улицу, затем медленно оглянулась и посмотрела назад – долгим взглядом, на некий закопчённый склад с вывеской «Хоффман, Шварц и Компания» над дверью, сурово и укоризненно сказав себе:

«Так мне и надо! Во имя чего я надела все свои лучшие вещи и приволоклась сюда в надежде встретить профессора? Джо, мне стыдно за тебя! Нет, ты не пойдёшь туда, чтобы одолжить зонтик или узнать у его друзей, где он. Ты потащишься прочь и выполнишь поручения под дождём, и если ты простынешь и испортишь свою шляпку, то большего ты и не заслуживаешь. Вот так, ну же»

С этими словами она пересекла улицу так стремительно, что едва избежала гибели, увернувшись от проезжавшей грузовой телеги, и угодила в объятия величественного пожилого джентльмена, который сказал: «Прошу прощения, мэм» – и выглядел смертельно оскорблённым. Несколько обескураженная, Джо выпрямилась, накрыла носовым платком обречённые на уничтожение ленты и, оставив позади искушение, поспешила дальше, ощущая всё усиливающуюся влажность в области лодыжек и громкий стук зонтиков у себя над головой. Тот факт, что довольно ветхий синий зонт неподвижно остановился над беззащитной шляпкой, привлёк её внимание, и, подняв глаза, она увидела, что мистер Баэр смотрит на неё сверху вниз.

– Мне кажется, я знаю эту решительную леди, которая так храбро проходит