Шрифт:
Закладка:
– Меня они могут не послушать, – ровным голосом произнесла Эйли, – а вот тебе поверят… тому, что ты написала.
Она вытащила руку из-под плаща.
– Не мое слово против твоего, Джесс. Твое собственное слово. Вот оно!
– Письмо! – ахнула Джесс.
Кровь отхлынула от ее лица; она словно съежилась, не сводя широко распахнутых глаз с письма.
– Ты… оно у тебя.
– Да, оно у меня, – почти с жалостью ответила Эйли. – Я и раньше знала про вас с Робом. Всегда знала. Но письмо было у него в кармане… – ее голос упал до шепота, – когда его принесли.
– Ты не посмеешь его использовать, – пробормотала Джесс. – Ради Роба, ради себя самой!
Со смертной тоской на лице Эйли ответила:
– Мне будет тяжело, мне уже тяжело. Много дней я боролась с собой… по причине, о которой ты даже не подозреваешь… совсем по другой причине.
– Ты не посмеешь его использовать! – в отчаянии еще раз воскликнула Джесс.
Эйли не ответила; лишь обратила к Джесс решительное бледное лицо. Обе женщины сидели неподвижно. В комнатке висела густая тишина. Наконец Джесс пошевелилась. Ее губы вновь обрели цвет.
– Так вот оно что, – произнесла она, глубоко вздохнув. – Письмо у тебя. Так-так! Признаться, я и вправду волновалась из-за этого своего письма. Должно быть, я повредилась в рассудке, когда писала его… я и вправду обезумела, когда узнала, как обстоят дела. Но потом, когда все так легко разрешилось, я горько пожалела о нем. Не спала ночами из-за переживаний. Но время шло, и я решила, что Роб уничтожил письмо. Да, я была уверена, что он его уничтожил. – Она сделала выразительную паузу. – Выходит, я ошибалась.
Джесс улыбнулась Эйли странной жесткой улыбкой.
– Уезжай, – сказала Эйли.
Все с той же странной насмешливой улыбкой Джесс покачала головой. Еще одна пауза. Эйли встала.
– Я боялась, что ты откажешься, Джесс, – тихо произнесла она. – Но думала, что должна дать тебе шанс, чего бы это ни стоило.
Джесс вскочила:
– И ты его дала. Это ж надо было додуматься – прийти сюда! Думаешь, я буду стоять рядом как дурочка и позволю тебе выйти из комнаты с проклятой запиской в руке? Я сильнее тебя. И я заберу письмо, даже если мне придется вырвать его у тебя.
Эйли стиснула зубы, все ее тело напряглось, как струна, от решимости.
– Ты никогда не получишь этого письма.
– Посмотрим! – отчаянно крикнула Джесс.
Она бросилась из-за стола к Эйли, часто дыша.
В этот миг дверь распахнулась и на пороге возникла миссис Мичи. Она близоруко улыбнулась молодым женщинам. В руках она держала поднос, который сразу же внесла в комнату.
– Я подумала, что вам обеим стоит выпить молока, – сказала она. – Что один стакан, что два, труд невелик.
Эйли медлить не стала. Не проронив ни слова, она проскользнула мимо старушки и метнулась к двери. Она выскочила из дома и побежала по проулку, прежде чем Джесс успела пошевелиться. Промчалась мимо толпы. Никогда в жизни она не бежала так быстро. Оказавшись у дома пастора, Эйли ударила в дверь тяжелым медным молотком.
С трудом переводя дыхание, она сказала Феми:
– Мне нужен пастор. Прямо сейчас!
Весь этот шум оторвал Феми от ужина. Она уставилась на Эйли, кружевной чепец сидел на ней набекрень. Дожевав и проглотив кусок во рту, она сердито произнесла:
– И чего ради устраивать такой переполох в поздний час? Пастор трудится над проповедью у себя в комнате. Его нельзя беспокоить!
– Мне нужно к нему!
– Я же сказала, что нельзя!
Эйли не стала больше тратить время. Она протиснулась мимо экономки и бросилась вверх по лестнице и ворвалась прямо в кабинет, который находился на первой площадке между пролетами. Семпл сидел за столом и писал.
– Мистер Семпл, – выдохнула Эйли. – Мне нужно поговорить с вами прямо сейчас. Очень нужно!
Он развернулся в кресле.
– Что еще такое, что такое? – возмущенно произнес он, с неодобрением глядя на нее поверх очков. – Или ты не знаешь, что я работаю над утренней проповедью?
– Я должна, мистер Семпл. Выслушайте меня, молю! И тогда вы не станете читать эту проповедь. О, я знаю, что вы не станете!
Он поднял брови и выпятил подбородок.
– Не стану? – сухо осведомился он.
– Нет, – с едва заметной дрожью в голосе подтвердила Эйли. – Нет, если это проповедь против Дейви Блэра!
Около половины десятого начал собираться дождь, но лишь несколько крупных капель с шипением пронеслось сквозь пламя лигроиновых горелок. Затем дождь прекратился. Толпа, сгрудившаяся на перекрестке, точно скот, с радостью опустила воротники. Дождя только не хватало! Он бы наверняка испортил все веселье. Хотя большие темные облака громоздились друг на друга, затмевая звезды, без четверти десять, когда Геммелл вышел из трактира, было все еще достаточно сухо. Он был пьян, в стельку пьян, и половина тех, кто последовал за ним, нарезалась не меньше. Ведь Геммелл ставил выпивку весь вечер. И теперь он был для них героем, богом – да кем ему вздумалось бы.
Он локтями пробил себе дорогу сквозь толпу. Простоволосый, коренастый, галстук развязан, волосы растрепаны, на испитом лице разлита бледность. Посреди площади он остановился. Стиснул кулаки, набрал воздуха в грудь.
– Друзья! – воскликнул он. – Я не большой любитель говорить. Терпеть не могу трепать языком попусту. Нет! Нет! Я человек дела! И сегодня вечером я сделаю то, что совершенно необходимо сделать.
Он помолчал и продолжил с еще большим остервенением:
– Я собираюсь найти кое-кого в нашем городе Гаршейке. Вы прекрасно знаете, о ком я. И прекрасно знаете, где мы его найдем. И когда мы его найдем, я потребую, чтобы он женился на честной девушке, которую опозорил. Если он скажет «да», то спасет свою шкуру. Но если он скажет «нет», то получит, что ему причитается.
Раздались громкие одобрительные крики.
– Мы ему покажем! – крикнул кто-то пьяный настолько, что держался за плечо Маккиллопа.
– Сегодня вечером ему не поздоровится, – мрачно подтвердил Геммелл. – И ему это придется не по нутру!
Он повысил голос:
– Вы помните, какую напраслину он возвел на своего покойного брата. Господи помилуй! Те из вас, кто любил Роба, как я, кто плакал на его похоронах, – вы помните, что наплел о нем этот недомерок.
Он еще раз обвел толпу взглядом и во всю мощь своих легких проревел:
– Что скажете, парни? Вы со мной? Если да, то идите за мной!
Дейви сидел в гостиной здания школы. Он провел здесь весь вечер, осев
