Тишина. Страшная бледность покрыла ее лицо. Она занесла руку, чтобы ударить его.

– Что?! – крикнула она и со всего маху отвесила ему пощечину. – Ты смеешь обвинять своего святого брата, который смотрит на нас с Небес! Какая же ты мразь! Ты не чудовище, ты хуже! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!

– Матушка!

Он поднял руку, заслоняясь от ее ударов, отступая. Слезы навернулись у него на глаза.

– Я не… я не то хотел сказать!

– Да неужели! Трус, тварь ползучая! Да как у тебя язык повернулся оклеветать честного парня, который не может ничего ответить из могилы! Лучше бы Господь забрал тебя и оставил мне Робина.

– Я тоже этого хотел бы, – прошептал он побелевшими губами.

– Ты лжешь! – воскликнула она, ее грудь тяжело вздымалась. – Ты бы этого не хотел. Ты лжец и трус. Но я всей деревне расскажу, какую напраслину ты возвел на моего бедного мертвого Робина. Уж я постараюсь, чтобы ты получил по заслугам. Да, Господь свидетель, ты это заслужил. И получишь все, что тебе причитается.

Замолчав, она развернулась на каблуках и вышла.

Вечер в субботу на той неделе выдался пасмурным и душным. Дейви толком не сознавал течения времени, каждый день был настоящим кошмаром, нагонял оцепенение и страх. Но наконец-то настала суббота! Никакой школы, никакой Джесс Лауден, никаких разинутых детских ртов и глаз, в которых написано тайное знание: «Ты – табу».

Вот именно – он был табу! По дороге к мельнице Хоуи его разбирал истерический смех. Его измученному рассудку казалось смешным, болезненно смешным использование этого дикарского кодекса в христианской общине. И все же на него наложили табу. Ему хотелось кричать от напряжения, несправедливости и стыда.

Охваченный смутным страхом, Дейви свернул с дороги и спустился к заброшенной мельнице. Он попросил Струтерса встретиться с ним здесь, но предчувствовал разочарование – старик наверняка не придет. Он едва не заплакал от облегчения, когда увидел, что пастух сидит на низкой стене вдоль канала, опершись спиной о ржавую лопасть старого колеса, а его колли лежит у подножия плотины.

– Рад тебя видеть, Дэн, – произнес Дейви надломленным голосом. – Я боялся, что ты не придешь.

Струтерс вынул трубку из рта и жестом пригласил его сесть рядом.

– Хорошенького же ты обо мне мнения. Друг я или кто?

– Даже и не знаю, Дэн, – ответил Дейви. Губы у него дрожали. – Неделя выдалась тяжелая. Я бы не удивился… Ох, не знаю, все пошло наперекосяк, все неправильно.

– Угу, – скупо подтвердил Струтерс. – Еще как наперекосяк. Это у вас в деревне все неправильно… а мы у себя на ферме далеко.

Осунувшееся несчастное лицо Дейви слегка прояснилось. Он поднял голову, в его глазах загорелась привычная тоска, с губ слетел привычный вопрос:

– Как дела на ферме?

– Паршиво, – ответил начистоту Струтерс. – Твой красавчик-брат наделал кучу долгов. А земля! Это никуда не годится. Придется затянуть пояса и вкалывать. Но мы бы справились, если бы миссис Эйли пришла в себя. Она труженица что надо и настоящий боец. Но, Господи помилуй, на нее словно столбняк напал. Я то и дело замечаю, как она сидит у окна, не шелохнется, все глядит в никуда.

Молчание. Струтерс проницательно покосился на Дейви:

– Ты и сам прекрасно знаешь, что твое сердце, твоя душа на ферме. Парень, любовь к этой земле у тебя в крови. Ты любишь и понимаешь ее, в отличие от Роба.

Дейви обхватил голову руками.

– Калеке не место на ферме!

– Чепуха! – отрезал Струтерс. – Калека ты или нет, а из тебя вышел бы отличный фермер, руку на отсечение даю.

Повисла тяжелая тишина. Затем Дейви встал, отвернувшись, чтобы Струтерс не увидел страха в его глазах. С глубокой печалью он произнес:

– Дэн, для этого разговора слишком поздно. Похоже, мне теперь придется заняться другими делами.

Его слова прозвучали обреченно. Струтерс не ответил.

– Я пойду, Дэн, – продолжил Дейви. – Спасибо, что пришел… мне стало намного лучше.

Он двинулся по тропинке, и Струтерс составил ему компанию. Наверху, где их дороги расходились, Струтерс остановился и положил руку Дэну на плечо:

– Если я что-нибудь могу сделать, если я могу помочь, только скажи, Дейви. – Он немного помедлил и добавил: – Я вот что думаю, Дейви, может, тебе убраться отсюда куда подальше? Ты же не собираешься жениться на этой потаскухе, так чего ждать? Просто подумай, может, стоит собрать вещи да уехать первым поездом в Стерлинг или Эдинбург, никому не сказав.

– В Эдинбург! Или в Стерлинг! С чего ты мне такое предлагаешь?

Струтерс покраснел.

– Если совсем честно, Дейви, то я кое-что слышал в трактире. Там был Геммелл… нажрался и поносил тебя последними словами, хуже прочих. – Помолчав, он сдавленным голосом добавил: – Я очень боюсь, что он наделает дел, Дейви, очень боюсь!

Дейви поразмыслил с минуту.

– Я знаю о Геммелле, – сказал он. – Это он за всем стоит. Но я не уеду из деревни. Не могу. Здесь вся моя жизнь.

– Не навсегда, – не унимался Струтерс. – Лишь пока буря не пройдет.

– Я же сказал, что не могу уехать, – с внезапным волнением повторил Дейви. – И что здесь мое сердце.

– Что ж, раз так, – воскликнул Струтерс, – то и говорить больше не о чем!

Он крепко пожал руку Дейви, повернулся и пошел к Гринлонингу. Колли следовал за ним по пятам.

Дейви стоял и смотрел им вслед, пока человек с собакой не перевалили через холм. Он был выжат как лимон, едва мог пошевелиться, но заставил себя стронуться с места и спуститься в деревню; ничего другого ему не оставалось.

В деревне стояла мертвая тишина: ни души на улицах, никого на перекрестке, окна трактира закрыты, занавески задернуты. Какая-то женщина неожиданно вышла на переднее крыльцо, но при виде Дейви резко развернулась и захлопнула дверь, когда он проходил мимо. Да, он знал, что эта злоба, эта тлеющая враждебность направлена на него, и отчего-то ему было страшнее, чем под градом оскорблений в предыдущие дни.

Опустив голову, Дейви перешел через мост и направился к зданию школы. Внезапно он услышал свое имя и поднял взгляд. Геммелл стоял у ворот лесопилки, преграждая ему путь.

– А я тут тебя поджидаю, – сообщил Геммелл. – Хотел сказать пару ласковых, пока ты не юркнул, словно кролик, в свою нору. – Он немного помолчал. – В последний раз спрашиваю: ты поступишь с Джесс Лауден как полагается?

Дейви устало посмотрел на него:

– Сколько можно тебе говорить – я всегда обращался с ней как полагается!

– Хватит играть словами! – крикнул Геммелл. –