с ветром. — Когда я приехала в Альквалондэ после боя, — речь Нолдиэ ускорилась, стала громче, — мне предстала сумбурная картина мира, как та, что изображает искажение Темы Творения. Помните? Её нарисовала для Праздника Урожая, когда я ещё была ребёнком, тирионская мастерская, которой в то время руководил Воримо. Потом ему надоели разногласия, и он отказался от творчества, занялся то ли изготовлением холстов, то ли вообще ничего не делал до самого Исхода. Но это неважно. На той картине было множество мазков, но, если приглядеться, получалось рассмотреть нарисованные краской мелодии. Воримо говорил мне и другим детям, что мазки нужны для демонстрации разбитости единого. Что есть главная Тема, есть второстепенные, третьестепенные и остальные. И все они искажены, рассыпались осколками. Я очень хорошо знала, что означает «главный», «второстепенный» и остальные, поскольку в семье меня этому учили, но на полотне я видела, что Тема, которая подаётся как основная, не самая гармоничная и красивая. Она ярче и длиннее, но не лучше. Был на полотне узор, который притягивал взгляд гораздо сильнее, в нём чувствовалось совершенство изначальных линий, за эту Тему становилось куда обиднее! Она не должна была исказиться! Зачем её испортили?!

Нарнис выдохнула, замолчала и посмотрела на волны. Дневная жара уже спадала, светоч Анар не слепил глаза, небо окрашивалось в сиреневый. За кораблём плыли, играя, дельфины, летели чайки, волны переливались золотом.

— Когда я приехала в разгромленную Лебяжью Гавань, — снова заговорила Нельяфинвиэль, — то, конечно, не вспомнила ту картину. Сходство нашлось много позже, однако ощущения возникли те же. Я смотрела на город, и видела разбитую Тему Творения. Понимаете, мой народ строил эту красоту, и теперь она испорчена! Конечно, Тэлери было не жаль жечь и ломать то, что они не делали своими руками! Я говорила с Нолофинвэ, и он мнил себя Главной Темой. Но мне не было его жаль ни капельки! Я лишь не понимала, не могла принять, почему битву выиграл мой муж, а главный здесь — совсем не он? Но я еду в Альквалондэ не из-за того, что Тэлери сделали с Финдекано. Я понимаю — когда твой папа, Финви, вернётся, он не будет рад узнать, что я за него мстила, хотя он сам может это сделать, если посчитает нужным. Я хочу поговорить совсем о другом.

***

— Я обезумел от восхищения твоей красотой, госпожа Уинэн! — заулыбался Арафион, сияя в последних лучах заката. — Я скучал и умолял мою госпожу Нарнис Нельяфинвиэль позволить мне навестить хранительницу этого прекрасного города!

— Ваньяр лучше всех умеют изображать рабов, — фыркнула Финвиэль, наклонившись к матери, — и этим подкупают кого угодно!

— Мы ведь в Благом Амане, — ещё блистательнее расплылся внук ваньярского короля. — Рабы — у Моргота, а мы — любимые соседи. Госпожа Уинэн, прекрасная и милосердная! Мы прибыли к мастеру Махтану, гостящему здесь. Воспользовались моментом, когда он не в подземных кузницах.

Майэ посмотрела снисходительно-насмешливо, пышные серебристо-голубые волосы, совершенно сухие, затрепетали на ветру, словно при погружении под воду.

— Принца Арафиона светлые аманэльдар считают предателем, — прозвучал прибойной волной голос младшей Айну. — Как и принца Фионвэ. Лишь милостью Вала Манвэ вы до сих пор не наказаны, поскольку Владыка Сулимо уверен — вы сами не осознаёте, куда плывёт ваш корабль.

— Я здесь — лишь белый парус, — вкрадчиво, с нотами покорности начал напевать внук Ингвэ, — я за проступки каюсь,

В любви Валар купаясь.

В белой дымке тая,

Чайкой улетаю-таю-таю…

Так любить не может никто.

Уинэн подплыла к причалу настолько стремительно, что эльфам показалось, будто под ногами пропала опора. Встав на белоснежные доски уже в обличии девы с ногами, а не китовым хвостом, Майэ что-то прошелестела, и к ней вышел из воды Майя Оссэ, царственный, словно именно он правил городом Альквалондэ и всеми Тэлери Валинора. Подождав, когда корабль причалит, помощник Вала Улмо подошёл вплотную к судну и начал очень внимательно рассматривать каждую мелочь, потом поднялся на палубу, прошёлся от кормы до носа, спустился в трюм.

— Мы хотим полюбоваться вашим творением, пока вас не будет, — сказал Оссэ, через некоторое время вернувшись на причал. — Возможно, ненадолго выйдем в море.

— У нас достаточно сопровождающих защитников, — улыбнулась Нарнис, подбоченившись, — чтобы отогнать Тэлери, если те захотят в отместку за поступок Феанаро Куруфинвэ сжечь корабль его внучки.

— Лучше не допустить конфликт, чем потом его разрешать, — Арафион приобнял леди Нельяфинвиэль за напряжённые плечи, — если Тэлери увидят, что помощники Улмо благосклонны к нашему кораблю, никто на него даже косо не посмотрит, несмотря на то, что на нём изображено.

— Величайший из Эльдар и его величайшее творение, — невинно промурлыкала Финвиэль.

На звёздный купол медленно поднялась серебристая ладья с цветком Телпериона, Уинэн посмотрела вверх, вскинула руки. Недовольный взгляд Оссэ был весьма красноречив, однако Майэ не обратила внимания. Зазвучала тягучая мелодия, полившаяся в небо и с неба одновременно, музыка сплелась будто в тугой канат, и начался мощный прилив. Лицо Уинэн засияло восхищением, белую мачту вдалеке стало не видно из-за прибывшей воды.

— Пойдём, — выдохнула Нарнис. — Прогуляемся по городу по дороге к мастеру. Мне надо ещё раз всё обдумать.

— Хочешь заставить родича ждать? — осторожно поинтересовался Арафион.

— Нет, — отрезала Нельяфинвиэль, неуверенно взяв бутыль, — он нас не ждёт.

***

Фионвэ подошёл к высокому окну крепости Форменоссэ и посмотрел вниз во двор. Леди Усинтиэль о чём-то весело говорила с внуками, словно не было недавних гневных речей о Махтане и его учениках. Сын ваньярского короля невольно думал, как и почему распадается всё больше валинорских семей. Одних, как Финдекано и Нарнис, Куруфинвэ Атаринкэ и Усинтиэль разделил Исход, других…

Может быть, у юного Тинданаро и Элендис всё сложится лучше, семья уцелеет, несмотря ни на что, однако сейчас Фионвэ боялся другого: его сын затеял дерзость, возможно, полезную, но она точно не понравится слишком многим. Что, если Нарнис, Финвиэль и Арафион не вернутся из Альквалондэ, а решат уйти в Лориэн обдумать жизнь и исцелиться от тьмы?

«Это благо, — повторял себе сын короля, но с каждым произнесённым словом становилось страшнее. — Это благо».

Это Благо.