сохранить статус-кво в отношении России, столкнулся с вызовами с обеих сторон. И самое главное заключалось в том, что все это происходило не где-то далеко за сотни километров от центра – на периферии СССР, – а прямо у его собственного порога, в Москве[1208].

В июне 1990 г. коммунисты Российской Федерации наконец-то обзавелись собственной партией[1209]. Эта новая Коммунистическая партия РСФСР включила в себя почти 60% от общего числа членов КПСС. 20 июня Горбачев выступил на учредительном съезде КП РСФСР. Он сделал это в двух качествах – как глава государства – президент СССР, согласно новой конституции, а также в своей старой роли лидера КПСС, куда официально входила РКП. Но конституционные тонкости уже не имели большого значения, учитывая настроения, царившие в России. Черняев был поражен тем, что его босс просидел весь пятидневный съезд, транслировавшийся в прямом эфире главным советским телевизионным каналом и полностью освещавшийся официальной газетой Верховного Совета РСФСР «Советская Россия». Действительно, он был откровенно шокирован тем, что лидер Советского Союза терпел «оплеухи от этой черни, снес прямое оскорбление от генерала Макашова», «выслушивал вопиющие глупости, не реагировал на просто дикие заявления» реакционеров, ненавидевших его. Шеварднадзе несколько дней спустя нанес ответный удар критикам, сравнив обвинения генерала Альберта Макашова, Егора Лигачева (второго секретаря ЦК КПСС) и других с «охотой на ведьм» в США во времена маккартизма. «Пришло время понять, что ни социализм, ни дружба, ни хорошие соседские отношения, ни уважение не могут быть созданы с помощью штыков, танков и крови». Эти обмены мнениями выявили трещины, открывающиеся в верхушке Советского государства[1210].

Но российские сторонники жесткой линии были не единственными, кто был на подъеме. На другом фланге политического спектра российские радикальные реформаторы извлекли выгоду из растущего всплеска демократизации. 4 марта 1990 г. были проведены выборы в 1068-местный Съезд народных депутатов РCФСР. В отличие от выборов в общесоюзный съезд 1989 г., тут не было зарезервированных или заранее распределенных мест – и на этот раз демократы и либералы объединились в движение-партию под названием «Демократическая Россия». Они получили 465 мест, в то время как 417 были завоеваны коммунистами; 176 депутатов колебались между блоками. Среди депутатов был и Борис Николаевич Ельцин[1211].

Родившийся в 1931 г. в деревне Бутка Свердловской области, Ельцин, как и Горбачев, происходил из простой семьи: его отец работал на стройке, мать была портнихой. После учебы в Уральском политехническом институте в Свердловске и карьерного роста на Свердловском домостроительном комбинате в 1968 г. он вошел в ряды партийной номенклатуры. К 1976 г. он стал первым секретарем Свердловского областного комитета партии – должность, которую он занимал почти десять лет, – и в 1981-м был избран членом Центрального Комитета КПСС.

Хотя на самом деле Ельцин был на месяц старше Горбачева, он всегда значительно отставал от него в партийной иерархии – и это тоже стало источником трений между этими двумя амбициозными людьми, усугубляемых бойцовым и бунтарским характером Ельцина. Тем не менее Горбачев признавал его талант, энергию и реформаторские инстинкты. Итак, в декабре 1985 г. именно Горбачев – к тому времени руководитель Советского Союза – назначил Ельцина первым секретарем Московского городского комитета КПСС, фактически сделав его «мэром» советской столицы, и спустя два месяца его выбрали кандидатом в члены Политбюро. Однако такое покровительство лишь усилило негодование Ельцина, поскольку подчеркивало разницу в рангах. То, что по прибытии в Москву Ельцину предоставили в пользование бывшую дачу Горбачева, лишь дополнительно уязвило его[1212].

Оказавшись в столице, Ельцин стал создавать себе репутацию смелого популиста с радикальными идеями, выступал с резкими речами и завоевал популярность среди москвичей, уволив коррумпированных местных партийных чиновников. Горбачев был недоволен демотическим стилем Ельцина, но и завидовал его очевидному взаимопониманию с массами. Напряженность достигла апогея два года спустя, в октябре 1987 г. На ожесточенном пленарном заседании Центрального Комитета Ельцин открыто раскритиковал реформы Кремля как слишком вялые, а затем, совершив совершенно беспрецедентный шаг, попросил разрешить ему выйти из Политбюро. Будучи психологически неустойчивым человеком, он впал в депрессию и даже сделал попытку покончить с собой при помощи ножниц. После этого эпизода Ельцин был уволен со всех своих руководящих постов в Москве. Так Горбачев потерял одного из преданных реформаторов в составе Политбюро и приобрел себе врага на всю жизнь[1213].

Ельцин сказал, что он никогда не простит Горбачеву «аморальное и бесчеловечное» обращение с ним со стороны партии[1214]. Возможно, сожалея о своей резкости, Горбачев впоследствии повел себя великодушно и назначил Ельцина первым заместителем председателя Госстроя СССР. Эта уступка дала униженному Ельцину шанс оставаться при деле в Москве, но он не испытывал благодарности к Горбачеву, а начал планировать свое возвращение и месть. По мере обострения внутреннего кризиса в СССР Горбачеву становилось все труднее игнорировать Ельцина. К тому времени, когда Горбачев понял, что Ельцин превратился в действительно серьезного соперника, их отношения уже были смертельно отравлены[1215].

По иронии судьбы решение Горбачева созвать общесоюзный съезд народных депутатов дало Ельцину платформу для возвращения. Он не только стал кандидатом, но и, благодаря своей популярности, заручился поддержкой более 5 млн москвичей, набрав 91,5% голосов. Чуть больше года спустя, в марте 1990 г., он был избран в новый Совет народных депутатов РСФСР и поставил перед собой цель стать председателем Верховного Совета России. Горбачев полагал, что сможет помешать этому, выдвинув альтернативных кандидатов, но Ельцин всех их победил. 29 мая 1990 г. он получил желаемую должность и теперь фактически стал лидером России. Из самого сердца империи он теперь мог бросать вызов императору.

Кое-кто из наблюдателей того времени видел об этом надписи на стенах. «Горбачев становится королем без подданных, – сказал Юрий Болдырев, радикальный представитель Ленинграда в Верховном Совете РСФСР. – Если ему противостоит Россия, то на кого ему остается опереться? Только на центральноазиатские республики, но и у них тоже появляются свои собственные правители»[1216].

Горбачев находил феномен Ельцина одновременно раздражающим и озадачивающим[1217]. Он считал своего соперника «непонятным» и даже неприятным: «И дома, и за рубежом он беспробудно пьет», – презрительно усмехнулся Горбачев на заседании Политбюро 20 апреля[1218]. «Каждый понедельник его лицо в два раза шире обычного. Он косноязычен и предлагает черт знает что, он как устаревшая запись. Но люди не устают повторять: “Он наш человек…” И прощают ему все». Несмотря на это, советский лидер думал, что сможет справиться с человеком из Свердловска[1219]. Поэтому эффектный захват Ельциным власти в России 29 мая стал для него настоящей неудачей. Горбачев услышал эту новость по пути на саммит с Бушем в Кэмп-Дэвиде. Когда Джек Мэтлок спросил Горбачева, может ли он работать