Шрифт:
Закладка:
— А личное богатство министра налогов возрастёт вдвое.
— Пусть даже на треть, главное, что он станет богаче и вследствие этого могущественнее.
— У кого кошелёк, у того и вожжи, — вспомнил русскую пословицу Вульф и перестал барабанить по столу пальцами. — Теперь я понимаю, почему англичане уничтожили дворец, пустили его по ветру, как пепел... понимаю, — голос его стал задумчивым и тихим.
— Чтобы по части нельзя было восстановить целое, — сказал Игнатьев. — Сожгли — и концы в воду.
— Чтобы и сравнить было не с чем, — всё так же задумчиво, но с явным осуждением в голосе проговорил Вульф. — Цинично и просто.
— Кому война, а кому мать родна, — остановился посередине комнаты Николай и задумался. За любым перемирием следует наложение контрибуций.
Ради этого войны и ведутся. Люди, стоящие у подножия престола или приближённые к нему, подвержены соблазну грабежа и грабят казну безнаказанно. Слаб человек перед искусом золота, слаб.
— Ах, если бы люди знали свою смерть в лицо! — воскликнул он, раздумывая вслух. — Наверно, было б лучше.
— Думаю, что ничего не изменилось бы, — после короткого молчания ответил Вульф. — Все делали бы вид, что её нет или снисходительно приветствовали. Человек знает о возмездии и — совершает преступление.
Обедали молча. Каждый думал о своём.
Николаю вспомнилось, как они ездили с отцом зимой в именьице Чертолино, как он бежал ребёнком по проторённым в снегу дорожкам, бросался пухлыми снежками в птиц, в ворота, в проезжающий обоз, и что есть мочи улепётывал из страха ожидаемой расправы.
«Я те»! — голосил вдогон какой-нибудь мужик, и его зычный веселящий крик легонько толкал в спину, сбивал с ног, и — только валенки торчали из сугроба…
Детство.
Он спасался в нём, дышал там полной грудью, радовался, удивлялся миру, примерял его к себе. Считал ворон. В детстве не было дипломатических скандалов, казусов и дрязг — шелухи быта. Там не было людей, которые, казалось, вцепятся в глотку и перервут её. В далёком детстве падал снег, скрипели сани, стайками летали снегири.
— Здрасуйте, — знакомый старческий голос вернул его к действительности. В дверях стоял монах Бао. На нём была линялая суконная шляпа, отороченная вытертым мехом рыжей лисы, татарский стёганый халат, подпоясанный широким кушаком. На ногах рваные туфли, подвязанные чёрными шнурками.
— Здравствуйте, почтенный, — обрадовался его приходу Игнатьев, и сразу усадил за стол. — Подкрепитесь и поговорим.
После обеда они уединились.
Морщины ещё больше заплели глаза монаха, но выглядел он бодро.
— My Лань жива, — шепнул он по секрету. — Её держат в Пекине, в доме городского казначея.
— Жива? — переспросил Николай, и порывисто расцеловал старика, прижав его к себе. — Жива! В его порыве было все: и радость от сознания того, что девушка нашлась, и страстное желание освободить её из плена, и прорвавшаяся нежность: его прекрасная и несравненная Му Лань жива! Он ликовал, он знал это теперь наверно, и это знание вмещало в себя всё, что составляло и могло составить счастье. На глаза навернулись слёзы, и он рассмеялся. — Жива!
Не зря она ему приснилась нынче ночью.
Он рассказал монаху о своём сне, о том, как My Лань сообщила, что её похитил "спящий на ходу".
— Это «король нищих», — сразу ответил старик и поведал о розысках девушки, предпринятых Поповым. — Ваш переводчик — смелый человек, но, прежде всего, — умный. Напал на след Му Лань.
— Что нужно для её освобождения? — Нетерпеливо поинтересовался Николай. — Если нужны деньги, я вам дам — для подкупа прислуги.
— Нужна бумага от высокого начальства, — сказал Бао. — Богдыхан покинул Пекин вместе с господином Су Шунем.
— А где Сэн Ван? — вспомнил про деревянную печать полководца Игнатьев, и старик с поразительной осведомлённостью ответил. — Ушёл по калганской дороге.
— У меня есть его печать, — полез в ящик стола Николай и показал старику свою находку. — Такая подойдёт?
— Откуда она у вас? — удивлённо вскинул брови монах.
— Военный трофей, — улыбнулся Игнатьев и рассказал о том, как она оказалась у него.
— Очень ценная вещь, очень важная! — обрадовался китаец, разглядывая печать. — Настоящая.
— Что ещё нужно?
— Бумага.
— Какая?
— С водяными знаками.
Николай показал несколько листков, приобретённых Татариновым "на всякий случай" у секретаря чжилийского губернатора после того, как тот скрылся из Тяньцзиня.
— Такая подойдёт?
Старик посмотрел бумагу на свет и восхищённо цокнул языком.
— С правительственным драконом — та, что нужно!
Склонившись над столом, они вместе сочинили распоряжение, согласно которому «девушка, имеющая честь содержаться в доме пекинского казначея под строгим надзором, немедленно должна быть переправлена со всеми предосторожностями и соблюдением особой тайны в сопровождении подателя сей бумаги по известному ему адресу. Всякий, оказавший противодействие данному распоряжению, считается государственным преступником и может быть казнён на месте по закону военного времени». Подпись и печать. Всё чин по чину.
Бао радостно потёр руки и заторопился в дорогу.
— Если богдыхан бежал в Монголию в одежде поселянина в двухколёсной повозке, имея всего трёх телохранителей, а так же, учитывая то, что большинство пекинских богатеев, сановников и управителей различных ведомств давно покинули столицу, никто не усомнится в подлинности данного приказа!
Игнатьев велел Дмитрию снабдить старика провизией.
— Будь моя воля, — сказал он, провожая китайца, — я бы сам сейчас отправился в Пекин и вызволил My Лань, но — видит Бог! — я не имею права. — Он стиснул зубы и прошёлся от стены к стене. Ему хотелось действовать и действовать немедля.
— Не надо волноваться, — проговорил старик. — Мы с Поповым сами всё устроим.
— Я надеюсь.
"Приказ" главнокомандующего правительственной армией генерала Сэн Вана был аккуратно запечатан и спрятан монахом Бао на груди. По его отрешённому виду Николай понял, что тот уже в дороге.
Глава X
Подождав, когда мимо него пройдут двое незнакомых молодых людей, подозрительно долго и медленно шествовавших за ним от самых
