- Подготовьте тело к похоронам, Гильом, - ответил герцог. - Напишите госпоже Алларэ... впрочем, нет, я напишу сам. Надеюсь, тех, кто привез тело, отпустили?

- Нет, они в подвале, - ответил Бертран.

- Велите их отпустить, они ни в чем не виноваты.

- Обычай... - тихо проронил Реми.

- Обычай может отправиться к воронам.

Саннио очень хотелось поинтересоваться, о чем идет речь, но он боялся открыть рот. Не время и не место для любопытства; потом кто-нибудь из алларцев объяснит, что за обычай и при чем тут слуги Скоринга, доставившие труп. Перед глазами мелькали цветные пятна; он тихо подошел поближе к Кадолю и оперся ему на плечо. Капитан охраны бросил на молодого господина беглый взгляд и крепко взял того под руку.

- У нас в доме тоже кое-что случилось, - шепотом сказал Саннио. - Вам лучше туда отправиться. Это по вашей части.

- Слушаюсь, - кивнул Бернар. - Вы поедете со мной?

- Нет. Не хочу свалиться по дороге.

Бернар еще раз кивнул, одобряя подобное благоразумие, потом пододвинул поближе к молодому господину табурет.

- За это я не буду мстить Скорингу, - четко сказал Фиор. - Господин Алларэ, передайте мой запрет остальным.

Реми не сказал ни слова, но хлопок двери показался оглушительным.

8. Беспечальность - Собра

Я начинаю игру, на этот раз начинаю на деле, а не на словах.

Но перед этим - прогулка по коридорам памяти.

В забытые всеми, кроме нашего бесприютного племени, времена мир был един, и не казался мириадами мыльных пузырей, пеной на водах вечности, где за радужными стенками прячутся живые сердца. Потом кто-то положил предел бесконечности и назвал ограниченное владение своей вотчиной, и родились новые слова - "мое" и "чужое", "запретное" и "доступное".

Бескрайняя беспредельность обернулась сотнями, тысячами клеток, разделенных стенками, и не стало свободы - нам же, мне и подобным мне, опоздавшим взбить простор вседоступности мешалкой границ, не осталось места.

Когда я пришел со случайным попутчиком в этот триединый мир, он казался надежно защищенным. Двое, что заняли его, крепко держали в руках бразды правления. Чудеса и явления, постоянное присутствие и вмешательство в судьбы живущих, потоки силы, изливавшиеся на самых верных - смертные о них постоянно помнили, ощущали присутствие высших, и, сами того не зная, питали своей верой и надеждой богов.

Неприступным, надежно занятым казался триединый мир, но я любопытен и терпелив, я искал лазейку, крошечную щель в броне, сочленение в доспехе, чтобы вонзить в него свой клинок.

Первый просвет оставили сами чужаки, пытавшиеся укрепить свою власть при помощи пугала, образа вечного врага, стремящегося уничтожить все сущее. Долгие годы по счету мира он был лишь вымыслом, страшной сказкой - но двое хлопотливых опекунов и сами не знали, насколько правы, ибо я пришел не один, а следом за истинным создателем трехгранного мира. Он же, названный не творцом, но вечным оппонентом, противником, Противостоящим, и впрямь желает лишь разрушить.

Хранившие память о нем, тщетно взывавшие к нему в надежде на ответ, оказались услышаны, и в мои ладони полились первые капли силы. Многое мне приходилось возвращать, а порой и сторицей, щедро расходуя запасы из своих кладовых, но каждое совершенное мной - от имени Противостоящего чуда - оборачивалось новой верой и новой силой.

Я давал силу в рост, и она возвращалась ко мне с процентами.

Но этого было недостаточно, и я искал другие лазейки; искал - и не находил, искал - и нашел...

Еще раз мои противники сами дали мне в руки оружие: кропотливым трудом взлелеянная ими династия смертных несла в своих жилах истинное сокровище, чистое золото, каждая капля которого стоила дороже десятков и сотен жизней прочих обитателей мира, даже дороже потомков первого племени, что сотворил неразумный брат мой Фреорн.

Увы, и этого было мало - что толку, если сфера силы наполнится наполовину, но следом за жертвой на нас обратится взгляд чужаков, что так надежно охраняют стены захваченного ими замка? Приходилось ждать и копить, медлить с последней жертвой.

Удар же я смог нанести сам, силой своего разума, ибо пока чужаки почивали, убаюканные покоем и гармонией своего владения, я искал и размышлял.

Законы, созданные захватчиками, я замкнул в кольцо и принудил змею жрать свой хвост.

Не понадобилось много труда, достаточно было лишь слегка коснуться цветной паутины нитей, на миг сбить иглу судьбы с заданного направления.

Мои инструменты... Я хорошо помню их, каждого и каждую.

Громогласный глупец, чей разум был похож на стрелу в руках слепого лучника: порой он попадал в цель, но чаще промахивался; стрелок же не ведал об этом, ибо его восхваляли за искусство, и ему казалось, что он всегда разит наповал. Его не понадобилось и принуждать к чему-то; все, что он сделал - сделал сам.

Юноша, слишком трусливый и слабый, чтобы действовать по своей воле; я только подсказал ему, что на свете есть кто-то, еще слабее его.

Юная девушка, глупая и напуганная до полусмерти, а потому подвластная моей воле, бледный трепещущий мотылек, пустая однодневка - довольно было и тени прикосновения, чтобы ее губы произнесли слова, заставившие змею вонзить ядовитые зубы в собственный хвост...

Слова, которые никогда не должны были прозвучать в этом мире, но обещание было дано, и не могло остаться неисполненным. Боги Триады сами связали себя обетом и положили его, как закон, в основание мира. Проклятие прозвучало, проклятие должно исполниться, закон непреложен и не может быть нарушен - иначе прервется связь времени и пространства, оборвутся связи между пришельцами и захваченным.

Другой же положенный ими в основу всего закон пришел в непреодолимое противоречие с первым. Золотая династия - опора среднего полумира, залог его бытия.

Любые боги не всесильны, не всеведущи и не всемогущи, даже если и заставляют смертных верить в это. Они не могут присутствовать везде и сразу, проницать мысли каждого смертного. Им нужны опоры. Алтари и храмы, места силы и праздники, ритуалы и моления - сигналы, поступающие по нервам к той трепещущей сути, которая и есть божество, ибо все мы, и я, и брат