Но уже через несколько минут моего слуха достиг приближавшийся топот копыт. Я остановил лошадь и увидел нашу кавалерию. Не вызывало сомнений, что всадники и лошади сильно устали. Возглавлял колонну граф Венлок. Он остановил отряд, я подъехал к нему и отсалютовал.

Его глаза сверкнули – то ли от гнева, то ли от беспокойства.

– Где мой сын? – спросил он.

– Он пал, когда повел отряд в решающую атаку, которая разбила армию Клейборна, – сказал я. – Его тело покоится у подножия скалы.

– Отведи меня к нему, – потребовал Венлок.

Я привел Венлока туда, где лежал его бездыханный сын, и мы спешились. Граф взглянул на тело и снял с него знамя.

– Это королевский флаг, – сказал я, – взятый мною с повозки Карросиро. Я решил, что будет правильно положить его рядом с самым отважным воином.

Морщины на ястребином лице Венлока обозначились глубже. Казалось, он полностью погрузился в собственную скорбь, но потом граф вздрогнул, словно вспомнил, где находился, посмотрел на меня, и его глаза сверкнули.

– Мой сын больше не нуждается в твоих услугах, – заявил он. – Отныне ты не состоишь в его отряде. И, если ты что-то украл из его казны, я лично перережу тебе горло.

Глава 31

Так закончилась битва при Весах Экстона, а вместе с ней рассеялись без следа мечты Клейборна стать регентом. Меня уволили, а на следующий день перестал существовать отряд Уттербака, слившийся с кавалеристами лорда Баркина. Баркин проявил сочувствие, но у него уже имелся секретарь, который занимался подсчетами своей доли военной добычи.

Мне же теперь не достанется ничего.

Назавтра все главные мятежники оказались в плену. Рыцарь-маршал получил донесение как раз в тот момент, когда собрался начать атаку на Пексайд, и не увидел смысла в изменении планов – войско королевы легко преодолело траншеи мятежников в первой же мощной атаке. Венлока, кавалерию и резервы отправили в Весы Экстона, но они прибыли туда слишком поздно. Таким образом, армия Клейборна, бежавшая от нас, попала в руки рыцаря-маршала.

Клейборна, его отчима – герцога Адриана, лорда Руфуса Глэнфорда и других лидеров казнили, как только в расположение армии прибыл палач. Королева Берлауда, не собиравшаяся прощать сводного брата или его сообщников, заранее подписала им смертные приговоры. Единственной мятежницей, которую оставили в живых, являлась мать Клейборна, графиня Терна, как мы узнали, укрывшаяся в Тернмарке.

Тех, чьи имена стояли в приговоре, посадили в тюрьму, за исключением наемников. Они обычно подписывали стандартные контракты, в которых говорилось, что если они окажутся на проигравшей стороне, то получат свободу, поэтому всех, кто воевал за Клейборна, отпустили. Им разрешили отправиться в Хауэл вместе с нашей армией, оставив при себе оружие и снаряжение, чудом сохранившееся после разграбления обоза.

Складывалось впечатление, что даже профессиональные солдаты обязаны соблюдать правила своей гильдии. Все наемники потеряли деньги, которые им обещал Клейборн.

Я остался с армией, но теперь, когда лорд Уттербак больше не обеспечивал мне возможность общения с офицерами, мне оставалось львиную долю времени проводить с капитаном Липтоном и его пушкарями. Их компания мне нравилась, к тому же апрельское небо перестало поливать нас дождем, и путешествие стало приятным: мы спускались с Кордильер на обширное плато, где находилась зимняя столица.

Делегация из Хауэла сдалась рыцарю-маршалу за несколько дней до нашего прибытия в город, что привело меня и Липтона к идее. Мы знали имена мятежников, объявленных вне закона, поэтому он, я и несколько пушкарей поехали вперед, опережая армию, мимо знаменитых водяных садов дворца, к столице, где заявились в дом барона Эвре-ле-Крейга и сказали слуге, чтобы нас там поселили, после чего приказали принести нам обед и вино.

Барон, которого казнили после сражения за измену, едва ли мог возражать.

Окруженный со всех сторон водой Хауэл являлся невероятно красивым городом с каналами, фонтанами, мостами и величественными пропорциональными зданиями из золотистого песчаника, и в течение нескольких дней город принадлежал нам. Около шестидесяти лет назад в Хауэле случился грандиозный пожар, и большая часть старого города сгорела. Позднее город отстроили по расширенному плану, с широкими улицами, платанами, украшавшими бульвары, и зелеными лужайками, спускавшимися к реке.

Королевский дворец в Ингс-Магна находился в трех лигах к северо-западу от города, на противоположном берегу озера, и аристократы построили свои дома вдоль дороги, идущей по его берегу, один впечатляющий особняк за другим, у каждого имелась лужайка, сбегавшая к реке, и величественная галера, на которой они могли доплыть до дворца. На веслах сидели гребцы в ливреях.

Одним из таких домов являлся особняк барона Эвре-ле-Крейга.

Мы могли входить в любые дома казненных мятежников и забирать все, что нам хотелось: монеты, посуду, шелковые изделия, драгоценности. Если мы находили сейф, то взламывали его и забирали содержимое. Меня интересовали бумаги, которые мы там находили, и я стал владельцем нескольких документов, подтверждавших права владельцев на собственность, ряд долговых расписок и закладных.

Офицеры могли сражаться за славу и ради карьеры, но обычные солдаты воюют ради денег. Венлок разжаловал меня в рядовые, и я считал, что мое полное право и даже долг – наполнить свои карманы.

Мы не стали заходить в прекрасный дом маркиза Раундсилвера, который находился рядом с резиденцией Эвре-ле-Крейга. Отличить особняк его светлости было совсем просто, потому что он отличался от других кладкой из ярких кирпичей Этельбайта и сиял всеми цветами радуги. Мне хотелось зайти в кабинет герцога и посмотреть на диковинки, собранные там, но я решил, что лучше подождать приглашения.

Когда в город вошел рыцарь-маршал, начался организованный грабеж. Военные патрули маршировали по улицам, брали под охрану дома казненных аристократов, клерки приступили к описи имущества. Часть добра и владений предателей пойдет рыцарю-маршалу и соратникам Берлауды, но львиную долю отпишут Короне, чтобы оплатить военные расходы. Мы постарались как можно надежнее спрятать свою добычу от патрулей.

Наш дом стал штабом артиллеристов, и мы выставили соответствующий плакат у входа. Когда к нам присылали других солдат, мы говорили, что особняк принадлежит нам и им следует поискать другое жилище – никто не усомнился в наших правах на него.

Мы ели и пили, пользуясь великолепными припасами барона.

Головы Клейборна, Адриана и остальных были выставлены на пиках перед Дворцом Правосудия, куда меня однажды привели мои блуждания по городу.

Я посмотрел на красивую голову Клейборна с блестящими волосами, закрывавшими уши, и задумался о тщеславии и его пределах – размышлял