Шрифт:
Закладка:
– По вашим словам, похоже на тюрьму. Почему же она там живет?
– Тюрьма! Ни один тюремный комитет не признал бы пригодным этот дом; пошли бы запросы в палату о нехватке там света, отопления, санитарных удобств, красок, о том, что помещения уродливы, малы и прочее. А она живет там потому, что любит этот дом. Только, боюсь, она не сможет там долго жить. Налог на наследство настолько велик, что ей придется его продать.
– А кто-нибудь его купит?
– Только не для того, чтобы там жить. Какой-нибудь делец купит, вырубит лес. Свинец с крыши пойдет на что-нибудь: все равно крышу придется снимать, чтобы не платить налог за дом.
– Ха! Мусорщики! – заметил мистер Каллен. – Кстати, там нет рва?
– Нет. А что?
– Мне очень нужно увидеть ров, прежде чем я вернусь в ВОКАЛ. – И после паузы: – Я правда очень беспокоюсь за Билла, мистер Грант.
– Да, все это очень странно.
– Это было очень мило с вашей стороны, – неожиданно сказал мистер Каллен.
– Что?
– Не сказать: «Не беспокойтесь, он обязательно появится!» Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не стукнуть тех, кто говорит: «Не беспокойтесь, он появится». Я мог бы удавить их.
Отель в Моймуре представлял собой уменьшенный вариант Кенталлена, только без башен. Но дом был побелен и имел веселый вид. В маленьком холле с выстланным плитками полом мистер Каллен приостановился, заколебавшись:
– Я заметил, в Англии не приглашают гостей к себе в номер. Может быть, вы хотите подождать в гостиной?
– О нет, я поднимусь. Не думаю, чтобы у нас существовали какие-то предубеждения против номеров в отелях. Наверное, просто гостиные в них находятся так близко от номеров, что нет смысла идти туда, поэтому мы и не предлагаем это делать. Если же гостиная расположена на расстоянии дня пути от вашего номера, наверное, проще пригласить гостя к себе. Так, по крайней мере, оказываешься с ним в одном полушарии.
Комната мистера Каллена была расположена по фасаду, из окна видны были поля по другую сторону улицы, а вдали река и холмы. Наметанный глаз Гранта заметил приготовленные поленья в камине и желтые нарциссы на окне: Моймур придерживался определенных стандартов. Гранта по-человечески стало интересовать все, что касалось этого Теда Каллена, который прервал свой отпуск и приехал в пустоши Каледонии искать друга, так много значившего для него. С каждым шагом по пути в Моймур в Гранте росло предчувствие, от которого он не мог отделаться, и теперь оно переполняло его так, что его почти начало тошнить.
Молодой человек достал из дорожной сумки папку для бумаг и вытряс ее содержимое на туалетный столик. Там было все, что угодно, кроме принадлежностей для письма. Среди кучи бумаг, карт, туристических буклетов и прочего были два кожаных предмета: записная книжка и бумажник. Мистер Каллен вынул из бумажника пачку фотографий, стал перебирать их и наконец среди улыбающихся женских лиц нашел то, что искал.
– Вот. Боюсь, она не очень хорошая. Это просто любительский снимок, понимаете. Он сделан, когда мы все поехали на побережье.
Грант почти неохотно взял протянутый ему кусочек картона.
– Тут… – начал Тед Каллен, поднимая руку, желая показать.
– Нет, подождите! – остановил его Грант. – Дайте посмотреть, не узнаю ли я – не узнаю ли я кого-нибудь.
На фотографии была примерно дюжина парней, снятых на веранде какого-то дома на берегу моря. Они тесными группами сидели на ступеньках или стояли, облокотясь на тонкие деревянные перила, все в той или иной стадии déshabille[70]. Грант пробежал взглядом по их смеющимся лицам и ощутил сильное облегчение. Здесь не было ни одного, кого бы он когда-либо…
И вдруг увидел парня на нижней ступеньке. Он сидел, зарыв ноги глубоко в песок, сильно прищурив глаза и слегка повернув в сторону подбородок, как будто обращался в этот момент к тому, кто стоял сзади. Именно так была повернута его голова на подушке в купе Б-Семь утром 4 марта.
– Ну?
– Это ваш друг? – спросил Грант, указывая на человека на нижней ступеньке.
– Да, это Билл. Как вы узнали? Значит, вы встречали его где-то?
– Я… я склонен думать, что встречал. Хотя, конечно, имея только эту фотографию, поклясться не могу.
– Я и не хочу, чтобы вы клялись. Просто дайте мне общую сводку погоды. Просто скажите прямо, когда и где вы видели его, и я найду его, можете не сомневаться. Вы знаете, где вы встречали его? Я хочу сказать, вы помните?
– О да, помню. Я видел его в купе – купе спального вагона – лондонского почтового, который прибывал в Скоон рано утром четвертого марта. На этом поезде и я приехал на север.
– Вы хотите сказать, Билл приехал сюда? В Шотландию? Зачем?
– Не знаю.
– Он не сказал вам? Вы говорили с ним?
– Нет. Говорить с ним я не мог.
– Почему?
Грант протянул руку и мягко подтолкнул своего собеседника, так что тот сел на стул, стоявший позади него.
– Не мог, потому что он был мертв.
Наступило молчание.
– Мне, право же, жаль, Каллен. Мне хотелось бы заверить вас, что это был не Билл, но даже на свидетельском месте под присягой я готов подтвердить, что это он.
Опять молчание, а потом Каллен спросил:
– От чего он умер? Что случилось?
– Он выпил очень много виски, упал навзничь, ударился затылком о фарфоровый умывальник и проломил череп.
– Кто сказал это?
– Таково было заключение следствия. В Лондоне.
– В Лондоне? Почему в Лондоне?
– Потому что, как установило вскрытие, он умер почти сразу после того, как поезд отошел от Юстона. А по английским законам внезапная смерть подлежит расследованию, после чего свое решение должен вынести суд.
– Но все это только… только предположения, – сказал Каллен, начиная оживать и сердиться. – Если он был один, как можно узнать, что с ним случилось?
– В английской полиции работают самые дотошные и рассматривающие все самым серьезным образом люди.
– Полиции? Этим занималась полиция?
– Ну конечно. Полиция разобрала это дело и доложила о нем следователю и суду. Было проведено самое тщательное расследование. В результате они определили с точностью почти до глотка, сколько чистого виски и с какими промежутками он выпил перед… перед смертью.
– А относительно этого падения навзничь – откуда они об этом узнали?
– Они все обшарили с микроскопом. На
