– Как вы считаете, кто сейчас в Англии самый крупный авторитет по Аравии? – спросил Грант мистера Таллискера.

Мистер Таллискер, раздумывая, покачал своим пенсне на черной ленточке. Существует целый рой, если можно так сказать, последователей Томаса и Филби и многих других известных имен, но, по его мнению, только Херон Ллойд может быть назван поистине большим ученым. Быть может, он, мистер Таллискер, испытывает пристрастие к Ллойду потому, что он единственный из всех, кто пишет на английском языке так, что это действительно настоящая литература; однако правда и то, что помимо своего писательского дара он обладает положением в науке, полнотой знаний и лучшей репутацией. Он совершил ряд эффектных путешествий во время своих раскопок и обладает значительным авторитетом среди арабов.

Грант поблагодарил мистера Таллискера и пошел заглянуть в «Кто есть кто». Он хотел узнать адрес Херона Ллойда.

После этого он отправился обедать; только вместо того чтобы пойти в «Каледониан», комфортабельный и отмеченный достаточным числом звезд, Грант, подчиняясь непонятному импульсу, двинулся на другой конец города, чтобы поесть там, где он завтракал несколько недель назад, в то темное утро, имея перед собой бесплотный дух мертвеца из Б-Семь.

На этот раз ресторан не выглядел мрачным и полуосвещенным; зал сиял и сверкал – весь серебро, хрусталь, белоснежные скатерти. Даже манишка мелькала там, где надо всем парил метрдотель. Но здесь была и Мэри, тихая, уютная, пухленькая, такая же, какой она была в то утро. Грант вспомнил, как отчаянно он нуждался тогда в успокоении, и с трудом мог поверить, что этим измученным, истерзанным существом был он сам.

Он сел за тот же столик возле ширм, закрывающих служебный вход. Мэри подошла к нему взять заказ и спросила, какова нынче рыбалка на Терли.

– Откуда вы знаете, что я ловил рыбу на Терли?

– Вы были с мистером Рэнкином, когда завтракали здесь, сойдя с поезда.

Сойдя с поезда. Он сошел тогда с поезда, проведя мучительную ночь борьбы с самим собой – ужасную ночь. Он сошел с поезда, оставив Б-Семь мертвым, бросив на него лишь случайный взгляд и испытав на секунду мимолетную жалость. А Б-Семь отплатил ему сторицей за этот момент легкого сочувствия. Б-Семь пошел с ним и в конце концов спас его. Это Б-Семь послал его на острова в этот безумный, ледяной, ураганный поиск неизвестно чего. В этом диком, абсурдном преддверии ада он делал все, чего бы не стал делать нигде в другом месте: он хохотал до слез, он плясал, он позволил гонять себя как упавший лист от одного пустого горизонта до другого, он пел, он тихо сидел и смотрел. И он вернулся здоровым человеком. Он был должен Б-Семь больше, чем мог заплатить.

За едой Грант думал о Билле Кенрике, молодом человеке, не имевшем корней. Был ли он одинок в жизни, в которой у него не было привязанностей, или просто свободен? А если свободен, то была ли это свобода ласточки или свобода орла? Порхание под солнцем или величественное парение?

У него была по крайней мере одна черта, во все времена и повсюду редкая и очень ценная: он был человеком действия, а кроме того, по природе своей – поэтом. Это и отличало его от текучей массы работающих в ВОКАЛ не думая, как москиты, прокладывающие рейсы над континентами. Это отличало его от толпы, мельтешащей на лондонском железнодорожном вокзале в час файв-о-клок, которая не пошла бы ни на какой риск ни за какие деньги на свете. Если мертвый юноша из Б-Семь не был ни Сиднеем, ни Гренфеллом, он, по крайней мере, был из их породы.

И за это Грант любил его.

Он щедро дал Мэри на чай и пошел покупать два билета на завтрашний утренний самолет в Лондон. У него оставалась еще неделя отпуска, и Терли кишела рыбой, прекрасной, серебристой, бьющейся, прыгающей рыбой, но у него было другое дело. Со вчерашнего дня у него было только одно дело – Билл Кенрик.

У Гранта оставались опасения на предмет путешествия в Лондон по воздуху, однако не очень серьезные опасения. Он с трудом мог, оглянувшись назад, признать самого себя в охваченном страхом, терзаемом демонами человеке, который сошел с лондонского почтового на платформу в Скооне меньше месяца назад. Все, что оставалось от этого жалкого состояния, был страх испугаться. Самого ужаса больше не существовало.

Грант купил столько конфет для Пэтрика, что тому должно было хватить объедаться ими месяца три, и поехал обратно в холмы. Он боялся, что конфеты чуть-чуть слишком изысканны, чтобы доставить Пэту полное удовольствие – может быть, слишком «девчоночьи», – поскольку излюбленным лакомством Пэта были конфеты, выставленные в окне у миссис Майр и называвшиеся «Ого-Пого-Глазки». Ну Лора уж как-нибудь разберется с конфетами из Скоона.

Грант оставил машину над рекой на полпути из Скоона в Моймур и пошел искать Теда Каллена. Было чуть позже полудня, и тот, наверное, еще не завершил свой послеобеденный раунд на реке.

Он даже еще не начинал его. Когда Грант подошел к краю пустоши и посмотрел вниз, на реку, он увидел прямо под собой маленькую группу из трех человек, лениво отдыхающих на берегу. Зои сидела, прислонившись к скале, в своей любимой позе, а по обе стороны у ее скрещенных ног, не сводя с нее глаз, лежали оба ее спутника: Пэт Рэнкин и Тед Каллен. Глядя на них и улыбаясь чуть снисходительно, Грант понял, что Билл Кенрик оказал ему под конец еще одну услугу. Билл Кенрик спас его от того, чтобы влюбиться в Зои Кенталлен.

Еще немного – и это бы случилось. Еще немного времени в ее обществе, ничем не потревоженном, и он погиб бы без возврата. Билл Кенрик вмешался как раз вовремя.

Первым Гранта увидел Пэт, пошел к нему и привел ко всей компании, как это делают дети и собаки с теми, кого они любят. Зои повернула голову, увидела, что он приближается, и сказала:

– Вы ничего не потеряли, мистер Грант. Ни у кого за целый день ни разу не клевало. Хотите взять мою удочку ненадолго? Может быть, перемена ритма взбодрит их.

Грант ответил, что с удовольствием сделает это, поскольку его рыбная ловля подходит к концу.

– У вас впереди еще неделя, и вы можете поймать все, что есть в реке, – возразила Зои.

«Интересно, – подумал Грант, – откуда ей это известно?»

– Нет, – сказал он. – Завтра утром я возвращаюсь в Лондон. – И впервые увидел, что Зои отреагировала на новость как взрослый человек. Огорчение проявилось у нее