— Помогите! — кричал Фенгболд. Его пальцы скользили по льду. Кусок, за который он цеплялся, начал переворачиваться, дальний край уже был направлен в серое небо, а конец неуклонно опускался. Фенгболд вытаращил глаза. — Нет! Я не могу умереть! Я не могу!

Зазубренная льдина, которая стояла почти вертикально, внезапно перевернулась. Рука герцога, затянутая в перчатку, мелькнула в воздухе и исчезла.

Солнце било Мегвин в глаза, сомнения вгрызались в сердце, боль черными лучами пронзала руки и ноги. Риммеры Скали окружили ее людей и, словно домашний скот, подталкивали вперед наконечниками копий.

— Боги нашего народа! — Ее голос пресекся. — Спасите нас! Вы обещали!

Держась руками за ремень, к ней подошел смеявшийся Острый Нос.

— Твои боги мертвы, девочка. Как и отец. И королевство. Однако я найду, как тебя использовать. — Мегвин чувствовала исходившую от Скали вонь, острый запах гниющей оленины. — У тебя обычная внешность, haja, но длинные ноги… а мне такие нравятся. Ведь это лучше, чем стать шлюхой для моих солдат, верно?

Мегвин отступила назад и подняла руки, словно защищаясь от удара. Она не успела ничего ответить — неожиданно прозвучал звук далекого рога. Скали и часть его солдат удивленно оглянулись. Рог запел снова, уже громче — чистые, пронзительно сильные звуки наполнили воздух. Мелодия пронеслась над Таигом и полями Эрнисдарка. Мегвин смотрела.

Сначала возникло сияние, зыбкое мерцание на востоке. Затем они услышали грохот копыт, словно ревела река после долгих ливней. Люди Скали потянулись к шлемам, которые сняли, когда поняли, кто пришел с Мегвин; сам Скали закричал, призывая свою лошадь.

Это армия, поняла Мегвин: нет, сон, ставший реальностью и возникший на засыпанных снегом лугах. Они наконец пришли!

Снова запел рог. Всадники с грохотом невероятно быстро приближались к Эрнисдарку. Их доспехи сияли самыми разными цветами — небесно-голубые, рубиновые и алые, зеленые, как листва, оранжевые и багряные, точно закатный туман. Мегвин слышала, как они пели, их поразительные высокие голоса напоминали трели сказочно музыкальных птиц. Возможно, всадников было всего сто или десять тысяч: Мегвин даже не пыталась это понять — прекрасный ужас их приближения не давал возможности долго на них смотреть. Их окутывали все оттенки радуги и шум; казалось, мир разорван и само пространство сна вырвалось наружу, заполняя реальность.

И вновь прозвучал рог. Мегвин, неожиданно оставшаяся в одиночестве, спотыкаясь, побрела к Таигу, не осознавая, что впервые подошла к его деревянным стенам с того момента, как Скали обратил ее народ в бегство. Охваченные ужасом риммеры собирались у подножия горы, возле огромного тронного зала ее отца, пытаясь заставить своих лошадей повернуться к невероятному врагу. Вновь и вновь звучали сигналы приближавшейся армии.

Боги пришли! — Мегвин повернулась в дверном проеме, чтобы на них посмотреть.

Наконец наступила кульминация ее мучений и надежд, яркий огонь мчался по заснеженным полям на помощь ее народу. Боги! Боги! Она призвала богов!

Из Таига донесся шум, солдаты Скали выбегали наружу, натягивали шлемы, пристегивали ремни с мечами. Один из них врезался в Мегвин и толкнул ее на другого, тот поднял руку в ратной рукавице и ударил ее кулаком по голове.

Мир Мегвин внезапно исчез.

Именно Бинабик нашел Саймона, но ему помогала Сискви — точнее, Кантака, чей нос различил нужный запах даже посреди безумия, окружавшего Сесуад’ру. Он сидел на льду, скрестив ноги, рядом с неподвижной фигурой, одетой в доспехи Фенгболда. Искательница стояла рядом и дрожала на ледяном ветру. Кантака наступила юноше на ногу и стала ждать хозяина.

— Саймон! — Бинабик поспешил к нему по поверхности застывшего озера. Вокруг валялись тела, но тролль даже не остановился, чтобы на них посмотреть. — Ты ранен?

Саймон медленно поднял голову. У него так пересохло в горле, что он мог говорить лишь шепотом.

— Бинабик? Что произошло? — спросил Саймон.

— Ты в порядке, Саймон? — Тролль ощупал друга, а потом выпрямился. — У тебя много ранений. Мы должны вернуться.

— Что произошло? — снова спросил Саймон.

Бинабик тянул его за плечи, пытаясь помочь встать, но Саймон не мог собраться с силами. К ним подошла Сискви и остановилась, не зная, потребуется ли Бинабику помощь.

— Мы победили, — сказал Бинабик. — Нам пришлось заплатить немалую цену, но Фенгболд мертв.

— Нет. — На изможденном лице Саймона появилась тревога. — Это не он. Здесь лежит совсем другой человек.

Бинабик бросил быстрый взгляд на тело в дорогих доспехах.

— Я знаю, Саймон. Фенгболд нашел свою смерть в другом месте — и она была ужасной, как и многих его солдат. Но пойдем. Тебе нужно согреться, и кто-то должен осмотреть твои раны.

Саймон громко застонал и с помощью тролля поднялся на ноги, на лице Бинабика появилась тревога. Саймон, спотыкаясь, прошел несколько шагов и остановился, сжимая поводья.

— Я не могу взобраться в седло, — печально пробормотал он.

— Тогда иди, если можешь, — сказал Бинабик. — Иди медленно. Сискви и я будем рядом.

И вновь Кантака шла впереди, а они брели к Скале, вершину которой лучи умиравшего солнца окрасили в розовый цвет. Над ледяным озером сгущался туман, а многочисленные вороны перескакивали с одного тела на другое, точно маленькие черные демоны.

— О господи, — сказал Саймон. — Я хочу домой.

Бинабик лишь покачал головой.

16. Факелы в грязи

— Стойте, — едва слышно прошептал Кадрах, но напряжение в его голосе не вызывало сомнений. — Немедленно остановитесь.

Изгримнур опустил шест в мягкое дно реки, и они остановились. Лодка медленно вернулась назад, в тростники.

— Что случилось, приятель? — раздраженно спросил он. — Мы дюжину раз обсудили наш план, и теперь пришла пора действовать.

Сидевший на носу лодки Камарис поглаживал пальцами длинное копье, которое Изгримнур сделал для него из затвердевшего болотного тростника. Оно было тонким и легким, а конец, тщательно заточенный о камень, острым, точно кинжал наемного убийцы. Как обычно, старый рыцарь, казалось, не обращал внимания на разговоры своих спутников. Камарис взвесил копье в руке, а потом изобразил медленный шутливый выпад острием в воду.

Кадрах сделал глубокий вдох и задрожал. Мириамель показалось, что он вот-вот расплачется.

— Я не могу… туда, не могу.

— Не можешь? — Изгримнур почти кричал. — Это в каком смысле? Ты же сам предложил подождать до утра, прежде чем отправляться в гнездо! Что ты такое несешь?

Монах покачал головой, не в силах посмотреть герцогу в глаза.

— Я всю ночь пытался прогнать страх. И молился целое утро — представляете, я молился! — Он повернулся к Мириамель с выражением унылой