— Ибо, любезный друг, — пояснил он ему, — ваша жизнь мне дороже всего на свете.

Бывалые рыцари в ответ на эти слова лишь усмехнулись. Все заметили, что Гарольд оказался совершенно никудышным полководцем. И сделали свои выводы — к сожалению, слишком поспешные. Динанскую крепость опоясывала деревянная стена. И Вильгельм, решив, что довольно проливать почем зря кровь своих воинов, повелел зажечь факелы. Так когда-то поступали наши предки, большие мастера по части применения в военных целях огня. Герцогу Конану следовало бы держать оборону в Ренне, где стены замка были сложены из тяжелого камня, а здесь, за деревянным частоколом, он сам себя загнал в ловушку. Вскоре над окружавшим город остроконечным частоколом взметнулись клубы черного дыма. Крепость была охвачена сплошным огненным кольцом. Лишь одна башня осталась не тронутой пламенем. Вокруг нас засвистели пущенные оттуда стрелы. Три из них, звеня, точно струны, вонзились мне в щит. О, что за чудо, я даже не дрогнул, а рванулся вперед вместе с ветеранами. Но тут из башни высунулось копье — на нем висели ключи от города. Вильгельм поймал их — и штурм закончился.

— Мы победили! — радостно закричал Герар. — Ты погляди-ка на рожу Конана — сущий кролик!

Вдруг его бойкий язык словно онемел — герцог метнул на него суровый взгляд. И вслед за тем мы услышали слова:

— Запомните, юноши, первейший долг всякого воина — уважать своего противника, неважно, победившего или поверженного.

Однако этот случай имел далеко не главное значение в битве. Центральным событием дня была не наша победа и взятие города, а посвящение Гарольда в рыцари. В порыве восторга, то ли искреннего, то ли имеющего под собой определенный расчет, герцог наш принес ему в дар рыцарские доспехи. Согласно нормандскому обычаю мы встали в строй, и сир Вильгельм на глазах у всех нас одобрительно потрепал англичанина по затылку! И вслед за тем произнес:

— Отныне, Гарольд, я буду вам покровителем и опорой. И слова своего я не нарушу, уж будьте уверены!

Гарольд, вновь попавший на приманку, точно рыба на крючок, поднялся с колен и сказал в ответ:

— Я буду служить вам верой и правдой. Теперь вы мой повелитель! А я ваш вассал!

Вильгельм постарался закрепить произведенное своим жестом действие:

— Любезный брат мой, Гарольд, пусть это вас нисколько не тревожит. Да, отныне мы связаны с вами одними узами — узами дружбы и благожелательности, как истинные товарищи по оружию.

И Гарольду волей-неволей пришлось принять его слова.

— Ну, хоть теперь-то ты уразумел, реньевильский простофиля? — спросил меня Герар. — Вильгельм все крепче и крепче затягивает на шее Гарольда петлю: сначала принимает его как Бог весть какую важную персону и осыпает дарами, потом сватает за него собственную дочь и под конец делает своим вассалом. Лихо стелет! Надеюсь, теперь-то тебе ясно — распрекрасный Гарольд надавал уже столько обещаний, что идти на попятную уже не сможет!

И то правда, отступиться от своих слов Гарольд уже не мог. Равно как и запросто вернуться в Англию. Прежде согласно обычаю ему следовало повторить свои заверения в верности Вильгельму перед Нормандским двором и для полного взаимопонимания скрепить их необходимыми договоренностями. Он, очевидно, надеялся обмануть Вильгельма потом, а пока решил пойти ему на уступки. Возложив руки на два ларца со священными реликвиями, он послушно повторил следом за советниками герцога клятву:

— Клянусь быть при дворе государя моего, короля Эдуарда, полновластным представителем интересов герцога Вильгельма Нормандского. Клянусь с помощью власти моей и влияния сделать все от меня зависящее, чтобы по смерти Эдуарда английская корона досталась ему, как законному наследнику. А пока обязуюсь передать под охрану рыцарей Вильгельма замок Дувр, укрепленный стараниями моими и на мои же средства. Кроме того, обязуюсь передать в его владения и другие замки, кои герцог повелит мне построить в разных частях английского королевства и точно в тех местах, какие он укажет. Обязуюсь также исправно снабжать размещенные в них герцогские гарнизоны пропитанием и прочими видами довольствия.

Когда Гарольд закончил читать эту клятву, епископ Одон снял богато украшенные покрывала, накрывавшие ларцы. Внутри них лежали Святые мощи. Гарольд побледнел, но присутствия духа не потерял. Он даже нашел в себе силы пошутить:

— Не думал я, однако, сеньор епископ, что вы заставите меня клясться на погосте!

Его слова премного развеселили нас. Не смеялся один лишь Вильгельм — знать, на то у него были серьезные причины.

Глава IX

САРАЦИНКА

Мы проводили англичанина и его свиту до самого побережья, и во главе эскорта был сам Вильгельм. Гарольд отбывал на нормандском корабле, доверху загруженном всевозможными дарами. По дороге к морю он еще раз повторил Байейскую клятву. Однако теперь он мог присягать без всякого для себя риска в чем угодно: ему удалось-таки вырваться из цепких рук своего соперника и благодетеля. Он обрел наконец полную свободу — и действий и мыслей. Но Гарольд ко всему прочему слыл искусным притворщиком — и на лике его Вильгельм не заметил ничего подозрительного, кроме разве что ликования, вполне, впрочем, естественного, которое англичанин объяснил так:

— Простите мне мою радость, сир Вильгельм. Но этого мгновения я ждал так долго!

Однако, едва ветер надул парус его струга и тот вышел в открытое море, придворный шут вдруг принялся прыгать и причитать:

— Недобрый, недобрый, недобрый ветер наполнил парус Гарольда! Скорбный путь указал он ему! Будь прокляты волны, унесшие его…

Вильгельм велел ему замолчать. Хотя многие из нас, и я в первую очередь — дальше я объясню почему, — считали придворных шутов великими провидцами.

Байейское полотно рассказывает и о прибытии Гарольда на родину. Скоро струг его коснется берега. Из окон прибрежного замка выглядывают встревоженные лица, а на пристани стоит наблюдатель и, приложив ладонь к глазам, напряженно всматривается в морскую даль. Сваи пристани украшены фигурками чудовищ, равно как и носы стоящих тут кораблей. Ни одной мелочи не упустили кентские вышивальщицы, они же выполняли заказ своего повелителя, епископа Одона, и изображали все в точности так, как он им велел. И вот Гарольд в сопровождении своего оруженосца уже направляется в Лондон. Его принимает старый Эдуард в короне и со скипетром в руке, а вокруг него стоят стражники с датскими топорами. Склонив голову, с лицом, отмеченным печатью тяжкого недуга, похожий, скорее, на бесплотную тень, нежели на человека, король слушает рассказ Гарольда. А тот стоит перед ним, выпятив грудь, широко разведя