древнейших времен. Но только в двадцатом веке прогрессивные налоги стали применяться к капиталу в таких масштабах и таким изощренным образом. В средневековой и современной Европе государи иногда изменяли металлическое содержание денег, чтобы облегчить свои долги. В конце XVIII века, во время Французской революции, открыто обсуждалась целесообразность введения прогрессивного налога на доходы и богатство; в 1793-1794 годах самые богатые люди были вынуждены отдать государству до 70 процентов своих доходов. В ретроспективе эта система выглядит как предвосхищение той, которая будет принята во многих странах после двух мировых войн. Тем не менее, она была недостаточной. Поскольку Анцианский режим не смог достаточно рано обложить налогом свой привилегированный класс, он накопил значительную сумму долга, порядка одного года национального дохода, или даже полутора лет, если включить стоимость сборов и офисов, которые были способом для государства удовлетворить свои насущные потребности в наличных деньгах в обмен на доходы, которые будут извлечены из населения позже, и, следовательно, были формой государственного долга. В итоге Революция установила налоговую систему, которая покончила с привилегиями дворянства и духовенства, но была строго пропорциональной и отказалась от стремления перейти к прогрессивному налогу. Государственный долг был значительно сокращен, причем не столько за счет исключительных налогов, сколько за счет "banqueroute des deux tiers" (списание двух третей долга, декретированное в 1797 году) и обесценивания ассигнатов (бумажных денег, выпущенных революционным правительством), которые фактически взвинтили цены, в результате чего в 1815 году государство имело очень небольшой долг (менее 20 процентов национального дохода).

Таким образом, в период с 1815 по 1914 год страны Европы вступили в длительную фазу сакрализации частной собственности и денежной стабильности, в ходе которой сама идея невозврата долга считалась совершенно запретной и немыслимой. Конечно, европейские державы часто отличались грубыми манерами, особенно когда речь шла о наложении военной дани друг на друга или, что более распространено, на остальной мир. Однако как только долг был установлен - будь то долг, наложенный на французов союзными монархиями в 1815 году или Пруссией в 1871 году, или долги Китайской империи, Османской империи или Марокко перед Великобританией и Францией - для функционирования системы было необходимо, чтобы сумма была полностью погашена в золотом эквиваленте, иначе последуют военные действия. Страны Европы вполне могли угрожать друг другу войной и выделять значительные суммы на подготовку к конфликту, но как только возникал долг, подлежащий погашению, военные действия прекращались, и собственнические державы соглашались с тем, что должники должны уважать имущественные права кредиторов. Например, когда в 1875 году турки попытались не выплатить свой долг, европейские финансы объединились с правительствами в коалицию, целью которой было заставить османов возобновить выплаты и подписать Берлинский договор, что они и сделали в 1878 году. В XVIII веке дефолты все еще были относительно частым явлением: например, в 1752 году Пруссия отказалась выплатить англичанам Силезский заем. Но они становились все более редкими. Дефолты полностью прекратились после отречений Французской революции, которые после многих лет колебаний привели де-факто к проприетарной денежной стабильности в Европе.

В этом отношении особенно показателен случай Соединенного Королевства. Его государственный долг превысил 200 процентов национального дохода в 1815 году, в конце наполеоновских войн. Страна, которой в то время, конечно же, управляла крошечная группа богатых людей, получавших прямую выгоду, предпочла направить почти треть налоговых поступлений Великобритании (которые, благодаря преобладанию косвенных налогов в этот период, поступали в основном из карманов скромных налогоплательщиков и налогоплательщиков среднего класса) на погашение основного долга и особенно процентов по нему (в пользу тех, кто одалживал деньги на оплату войн и в основном принадлежал к верхнему центилю распределения богатства). Это показывает, что, конечно же, технически возможно сократить такой значительный долг за счет первичного профицита бюджета. В Великобритании с 1815 по 1914 год первичные бюджетные расходы колебались между 2 и 3 процентами национального дохода, в то время как общие налоговые поступления составляли менее 10 процентов национального дохода, а общие расходы на образование - менее 1 процента. Ни в коем случае нельзя с уверенностью сказать, что такое использование государственных денег было лучшей стратегией для будущего Великобритании. В любом случае, проблема заключалась в том, что этот метод сокращения долга также был крайне медленным. Государственный долг Великобритании все еще превышал 150 процентов национального дохода в 1850 году и 70 процентов в 1914 году. Первичного профицита, хотя и большого, хватало только на выплату процентов по долгу; чтобы уменьшить основную сумму долга, нужно было подождать, пока не начнет ощущаться эффект роста национального дохода (а рост был относительно быстрым: более 2 процентов в год в течение столетия). Недавние исследования показали, что эти процентные выплаты в значительной степени способствовали росту неравенства и концентрации собственности в Великобритании в период с 1815 по 1914 год.

Опыт сокращения долгов, возникших в результате войн двадцатого века, показывает, что можно действовать иначе. Долги в размере 200-300 процентов национального дохода в 1945-1950 годах были сведены практически к нулю течение нескольких лет в случае Франции и Германии и чуть более чем за два десятилетия в случае Соединенного Королевства, что было медленно по сравнению с соседями из Франции и Германии, но гораздо быстрее, чем в столетие с 1815 по 1914 год (рис. 10.9). Оглядываясь назад, становится ясно, что стратегия ускоренного сокращения долга предпочтительнее: если бы страны Европы придерживались британской стратегии XIX века, то с 1950 года до 2050 года (или дольше) они были бы обременены выплатой больших процентов старым классам собственников за счет программ, направленных на снижение социального неравенства, улучшение образования и инфраструктуры - факторов, способствовавших исключительному росту в послевоенные годы. Однако в пылу борьбы такие вопросы нелегко решать, поскольку страны, столкнувшиеся с крупными государственными долгами, должны решать их на основе двух априорно законных требований: требований, вытекающих из существующих прав собственности, и требований социальных групп, не имеющих собственности, чьи потребности и приоритеты отличаются (например, в отношении инвестиций в социальную сферу и образование). Позже я расскажу об уроках, которые можно извлечь из этого опыта для решения проблем, связанных с государственным долгом в XXI веке.

От снижения благосостояния к прочной деконцентрации: Роль прогрессивного налогообложения

Мы только что рассмотрели различные механизмы, объясняющие обвал общей стоимости частной собственности в Европе между 1914 и 1945-1950 годами. Это зависело от нескольких факторов (разрушение, экспроприация, инфляция), совокупное воздействие которых привело к исключительно большому падению отношения частного капитала к национальному доходу, которое достигло своего минимума между 1945 и 1950 годами или около того, а затем постепенно увеличивалось