— Спасибо, — с легкой улыбкой благодарит Эдвард.

— Повезло, что у меня осталось немного печенья, — уверенно говорит Ребекка, поставив тарелку с печеньем на журнальный столик. — Можешь съесть сколько захочешь.

— Здорово!

Пока Эдвард берет пару маленьких мягких печений и съедает их, Ребекка присаживается на диван рядом с ним, берет вторую чашку с чаем, делает несколько глотков и внимательно рассматривает своего грустного сына.

— Кстати, ты выглядишь очень грустным, — отмечает Ребекка.

— Э-э-э, я? — неуверенно произносит Эдвард, держа чашку в руках.

— Может, тебя что-то беспокоит? Не хочешь рассказать, о чем ты переживаешь?

— Э-э-э… Нет… — Эдвард делает пару маленьких глотков чая. — Все в порядке…

— Неужели тебя так расстроил разговор о твоем отце?

— Да нет… Просто… Когда ты начала говорить о нем, я вспомнил годы, проведенные в его доме, и то, как буквально считал дни до своего восемнадцатилетия. Я хотел уйти именно тогда… Но так получилось, что я ушел на год раньше… Через некоторое время после моего дня семнадцатого дня рождения.

— Я прекрасно понимаю тебя, солнце мое. Но поверь своей маме, твой отец вел себя вовсе не потому, что не любил тебя. На то были причины.

— Ты уверена в этом? Может, ты просто все еще любишь его и не хочешь замечать в нем ничего плохого?

— Сынок, я и так прекрасно знаю все плохие и хорошие черты характера твоего отца и уже смирилась с этим. Но не буду отрицать, что я и подумать об этом не могла, когда у нас только все начиналось. Так всегда происходит, когда люди влюбляются. Сначала они не замечают недостатков, а потом вся правда всплывает наружу, и многие не готовы смириться с этим и принять партнера таким, как он есть.

— Я знаю, но все равно не могу поверить, что отец может быть хорошим. В этом случае я больше доверяю Терренсу, который не сомневается в том, что ничего хорошего от него ждать не стоит. Может, до встречи с братом я как-то сомневался в этом, но сейчас все больше начинаю верить, что брат может быть прав.

— Если вы хотите поскорее узнать, что произошло со мной и вашим отцом, и почему он так поступил, проглотите свои обиды, переступите через гордость и согласитесь встретиться с ним. Он ответит на все ваши вопросы и расскажет еще очень много интересного, что вам было бы интересно послушать.

— Неужели там настолько все интересно?

— Вас двоих это точно заинтересует. — Ребекка делает пару глотков чая из своей чашки.

Эдвард слегка хмурится и отпивает немного чая, сильно нервничая из-за того, что может произойти дальше, и призадумавшись над словами своей матери, которая не отрицает, что ей что-то известно, но хочет, чтобы Джейми сам раскрыл все карты.

Глава 24

Тем временем Терренс находится дома у Даниэля и вместе с ним снова работает над написанием песен. Однако если раньше у них это неплохо получалось, то сегодня работа идет не так гладко, как им хотелось бы. Они не могут подобрать рифму для одной строчки после того, как придумают другую, да и все их слова кажутся какой-то бессмыслицей.

— Нет, это какая-то бессмыслица, — зачеркивая очередную строчку на исписанном листе бумаги, бубнит Терренс. — Какой-то бред…

— Черт, я тоже не могу ничего придумать, — постукивая ручкой по жесткой папке, что лежит у него на коленях, задумчиво отвечает Даниэль. — У меня тоже все время получается какая-то чертовщина.

— Мало того, что на ум приходит лишь какой-то бред, так еще и не могу подобрать рифму и соединить все те строчки, что нам удалось написать. — Терренс хочет что-то написать, но потом передумывает и качает головой. — Нет, это тоже никуда не годится…

Еще несколько секунд друзья безуспешно пытаются что-то написать до того, как Даниэль что-то зачеркивает и резко откладывает ручку со словами:

— Все, ты как хочешь, а я сдаюсь! У меня больше нет никаких идей! Мне ничего не приходит в голову, и я не знаю, что делать со всем этим дерьмом.

— Да, ты прав, надо сделать перерыв, — соглашается Терренс и откладывает ручку в сторону. — А иначе мои мозги закипят.

— Похоже, все наше вдохновение куда-то улетучилось… — Даниэль откидывается на спинку дивана. — Или сегодня просто не самый хороший день для написания песен.

— По крайней мере, у нас уже есть достаточно материала, над которым мы можем поработать в следующий раз. Думаю, мы и так здорово поработали и вполне заслужили немного отдыха.

— Да, хорошо, что мы вообще хоть что-то написали… Сомневаюсь, что это все может нам пригодиться, но думаю, практика не помешает.

— Это верно. Раз уж мы хотим заниматься этим, то надо как-то брать себя в руки и работать.

— Ох, честно говоря, мне вообще не хочется ничего делать именно сейчас. — Даниэль задирает голову к верху. — Нет какой-то эйфории и интереса ко всему этому… Например, когда ты что-то делаешь, то в какой-то можешь так увлечься, что потом не сможешь остановиться и бросить, ибо тебе это ужасно интересно. Однако сейчас мне как-то все равно.

— Понимаю, самому сейчас не хочется что-то делать. — Терренс массирует заднюю часть шеи. — Да, сначала мне это нравилось, и я не мог остановиться. Но похоже, сейчас все мое вдохновение и все мои идеи были исчерпаны.

— Согласен, сначала идеи были, а теперь даже не можешь просто написать хотя бы одно слово… — задумчиво отвечает Даниэль и проводит руками по лицу. — Не знаю, я не могу сосредоточиться и постоянно думаю не о том, что нужно.

— А времяпрепровождение с Анной как-то помогает тебе?

— Разумеется, помогает. Если бы не Анна, я бы точно так и продолжал бы думать обо всем этом и беситься. Но она здорово помогает мне отвлечься, пусть даже и на какое-то время.

— Кстати, а где твоя красавица? — Терренс окидывает гостиную взглядом. — Я не видел ее, когда пришел сюда.

— Ушла к девушке твоего братика и подружке Ракель… — Даниэль замолкает и на секунду закатывает глаза. — Ну или просто к подружке Ракель…

— Ты вроде говорил, что она была у тебя дома вместе с Ракель в тот день, когда Смит приказал нам приехать к нему?

— Да, Наталия и Ракель были здесь.

— Скажи, а ты не заметил ничего странного в поведении Наталии? Может, что-то показалось тебе подозрительным?

— В поведении Наталии? Э-э-э… Ну если честно, то у нее реально есть некоторые странности в поведении. Наталия сидела какая-то грустная и почти ничего не