Эдвард качает головой с грустью во взгляде. — Но я прошу, не говори, что не будь меня и Терренса, у тебя не было бы смысла жить. Лично меня ты сильно ранишь этими словами.

— Однако это правда, милый. Двое моих детей — это все, что у меня осталось на этом свете.

— Я знаю. — Эдвард берет Ребекку за руку и с грустью во взгляде скромно улыбается. — У меня и самого осталось не так уж много близких людей. И я дорожу всеми, кто является частью моей семьи.

— Может, сейчас тебе трудно понять родительскую любовь. Но когда у тебя будут детишки, ты будешь любить их так же сильно, как я — тебя и Терренса.

— Разумеется, я-то буду всем сердцем любить своих детей. Они никогда не будут обделены отцовской любовью. Которую я сам не смог прочувствовать… — Эдвард отводит грустный взгляд в сторону.

— Слушай, Эдвард… — задумчиво произносит Ребекка, приложив палец к губе. — Ты вроде бы говорил, что когда тебе было семнадцать, то твой отец выгнал тебя из дома.

— Э-э-э, да… — неуверенно отвечает Эдвард, обрадовавшись шансу узнать побольше о ситуации с его отцом. — Он выгнал меня из дома, когда увидел меня в его кабинете, копающимся в его вещах. И держащего в руках фотографию, которую я показал, когда в первый раз встретился с тобой.

— Скажи, а затем ты вообще пошел туда? Нехорошо копаться в чужих вещах без спроса!

— Не знаю… Просто было любопытно, что там было. Почему отец запрещал мне даже приближаться к кабинету.

— А он все время был с тобой так жесток и даже поднимал руку?

— Не всегда, но довольно часто. Для него я всегда был пустым местом и ничего для него не значил. Иногда мне казалось, что отец ненавидел меня из-за того, что я напоминаю ему о чем-то из его прошлом. Не знаю… Например, о тебе и ваших отношениях… Я всегда думал, что являлся для него зеркалом, в котором он видел все, что произошло когда-то давно.

— Ты думаешь, он и правда никогда не любил тебя?

— Скорее всего. Уверен, отец бы запросто выгнал меня из дома намного раньше. Он бы либо выгнал меня на улицу, либо вообще сдал в приют. Чтобы я не мешал ему жить с моей мачехой и их общими детьми.

— Изабелла не давала ему сделать это?

— Она умела сдерживать его и заставить не проявлять ко мне чрезмерной агрессии. Я бы сказал, что благодарен ей за это. Ведь если бы не Изабелла, то отец бы запросто избивал меня каждый раз, когда я попадался бы ему на глаза.

— Нет, сынок, не надо так говорить о своем отце. — Ребекка мягко гладит Эдварда по руке. — Он не способен избивать своего собственного ребенка. Ты преувеличиваешь.

— Однако я бы не удивился. — Эдвард бросает короткий взгляд в сторону и нервно сглатывает. — Может, Терренс правильно поступает, что игнорирует его и не желает разговаривать с ним. Ведь отец на самом деле далеко не ангел.

— Нет, милый. Лично я помню, с какой нежностью твой отец смотрел на тебя новорожденного. Он действительно искренне радовался твоему рождению и не мог дождаться, пока врачи принесут тебя ко мне в палату, чтобы взять на руки.

— Да, пока я был маленьким, он смотрел с нежностью и любовью… — хмуро бросает Эдвард, скрестив руки на груди. — Но когда я подрос, то стал каким-то балластом. Хорошо, что хоть он не сделал меня своим покорным слугой, который только бы бегал туда-сюда, чтобы исполнить все его желания.

— Неужели ты совсем не помнишь, как он проявлял к тебе любовь и заботу?

— Очень смутно… Да, не отрицаю, что изредка проявлял ко мне какие-то отцовские чувства, когда я был совсем маленьким. Но в основном он обращался со мной так, будто никогда не любил меня и считал мое рождение ошибкой. Я не помню, чтобы отец разговаривал со мной о каких-то проблемах и переживаниях, и заботился обо мне во время подросткового периода. А хотя иногда так хотелось подойти к папе и поговорить с ним о чем-нибудь… Пожаловаться на проблемы, рассказать о какой-нибудь девчонке, в которую влюблялся, попросить совета в том или ином вопросе. Из-за его безразличия мне приходилось скрывать свои эмоции и чувства и просить совета у более старших друзей.

— Он относился к тебе также ужасно не только в те дни, когда работал, но и в те, когда отдыхал дома?

— К сожалению… А хотя даже если отец не работал, дома он все равно чем-то занимался. Помню, я как-то подошел к нему и захотел просто поговорить, но этот человек буквально выставил меня за дверь и потребовал не беспокоить его из-за «моих дурацких вопросов».

— И когда ты начал обижаться на него?

— На самом деле у меня нет сильной обиды на него. — Эдвард резко выдыхает и опускает грустный взгляд на свои руки. — Хотя мне и неприятно осознавать, что сыновья от второго брака ему дороже.

— Разве Уильям с Джереми получали гораздо больше любви от твоего отца?

— Да, к ним он был более ласковым, чем со мной. Я вообще чувствовал себя лишним в том доме… Думаю, им всем было бы лучше, если бы я не жил с ними.

— Иногда люди могут не показывать свои чувства или скрывать их очень тщательно. Даже если твой отец когда-то плохо с тобой обращался, он все равно любил тебя. Просто ты мог подходить к нему в неподходящее время.

— Да, но я понял бы, если бы отец просто разговаривал со мной. Но он же вместо этого просто грубо посылал меня и не хотел даже видеть меня.

— Ну да, твой отец — сложный человек. Но поверь, в глубине души он очень даже нежный и заботливый. Просто Джейми как-то стесняется показывать свои чувства. Он руководствуется принципу, что мужчина должен быть сдержанным и не показывать свои эмоции. Однако я видела, когда твой отец забывал о своих принципах и становился другим. Например, когда родились вы с Терренсом. Он буквально плакал от счастья.

— Прости, мама, но я не могу тебе поверить… — Эдвард резко проводит рукой по своим волосам. — Мне не надо было, чтобы он постоянно обнимал меня и все время говорил слова любви. Я хотел просто поговорить с ним и получить какой-то опыт от человека, который прожил достаточно на этом свете. Если бы отец просто со мной говорил и поддерживал меня, я бы уже был безмерно счастлив.

— Поверь мне, Эдвард, я знаю твоего отца больше двадцати