Шрифт:
Закладка:
В декабре она отправилась искать солнца в Италии. Она взяла с собой трех своих детей — Августа, Альбертину и Альберта — и Шлегеля, который теперь занимался и с ней, поскольку считал ее плохо осведомленной об итальянском искусстве. В Милане к ним присоединился еще лучший Бедекер — Жан-Шарль-Леонар де Сисмонди, который начинал писать свою эрудированную «Историю итальянских республик». Он тоже влюбился в Жермену — или в ее ум, или в ее доходы, — пока, подобно Шлегелю, не обнаружил, что она никогда не воспринимает простолюдина всерьез. Вместе они проехали через Парму, Модену, Болонью и Анкону в Рим. Жозеф Бонапарт, всегда любивший ее, дал ей рекомендательные письма в лучшее тамошнее общество. Аристократия обожала ее, но принцы и принцессы показались ей менее интересными, чем придворные кардиналы, которые, будучи людьми светскими, знали о ее книгах, богатстве и вражде с Наполеоном, и их не беспокоила ее протестантская вера. В Академии Аркадии ее принимали с овациями, с импровизированными стихами и музыкой; она использовала этот опыт, представляя Коринну.
В июне 1805 года она снова в Коппе, и вскоре ее снова окружают любовники, друзья, ученые, дипломаты (принц Эстерхази из Вены, Клод Хоше из Государственного совета Наполеона), даже правитель — курфюрст Баварии. Теперь салон Коппе был более знаменит, чем любой другой в Париже. «Я только что вернулся из Коппе, — писал Шарль-Виктор де Бонштеттен, — и чувствую себя совершенно одурманенным… и измученным интеллектуальным развратом». За один день в Коппете тратится больше остроумия, чем во многих странах за целый год».38 Собравшиеся были достаточно многочисленны и талантливы, чтобы ставить полноценные драмы; сама Жермена играла главные роли в «Андромахе» и «Федре», и некоторые гости считали, что ее выступления превзошли только королевы парижской сцены. По другим случаям устраивались музыкальные или поэтические концерты. Три раза в день накрывался стол, иногда на тридцать гостей; пятнадцать слуг были заняты, а в садах могли бродить влюбленные и завязывать новые знакомства.
Побитые временем любовники Жермены — Монморанси, Констан, Шлегель, Сисмонди — значительно остыли, измученные ее требованием покорной преданности, и она согревалась страстью к Просперу де Баранту. Ему было двадцать три, ей — тридцать девять, но ее темп вскоре утомил его, и он искал убежища в отдалении и нерешительности, которую она сатирически изображала в «Освальде из Коринны». Этот некогда знаменитый роман близился к завершению и требовал французского печатника, которому нужна была печать наполеоновской полиции. Отец Проспера, префект департамента Леман, заверил Фуше, что мадам в течение последнего года была «сдержанной и осмотрительной». Она получила разрешение провести лето 1806 года в Осере, в 120 милях от Парижа; там она сняла виллу, а осенью ей разрешили переехать на зиму в Руан. Несколько ее друзей навестили ее в этих городах, и некоторые из них выразили надежду, что Наполеон наконец-то встретит поражение в тяжелой кампании, которая заставила его и его армию провести зиму на морозном севере.39 Тайная полиция Наполеона вскрыла переписку Жермены и сообщила ему об этих настроениях. 31 декабря он гневно написал Фуше: «Не позволяйте этой суке мадам де Сталь приближаться к Парижу. Я знаю, что она недалеко от него».40 (Тайно и ненадолго она пробралась в Париж где-то весной 1807 года.) Во время подготовки к битве под Фридландом Наполеон писал Фуше 19 апреля:
Среди тысячи и одной вещи, касающейся мадам де Сталь, которая попадает ко мне в руки, вот письмо, из которого вы можете увидеть, какая прекрасная француженка у нас здесь….. Поистине трудно сдержать негодование при виде всех метаморфоз, которые претерпевает эта шлюха, к тому же уродливая. Я не буду рассказывать вам, какие проекты уже разработала эта нелепая компания на случай, если по счастливой случайности меня убьют, поскольку можно предположить, что министр полиции будет об этом проинформирован.
А 11 мая — снова к Фуше:
Эта сумасшедшая мадам де Сталь пишет мне письмо на шести страницах, напечатанное двойным голландским шрифтом….. Она сообщает мне, что купила поместье в долине Монморанси и делает вывод, что это даст ей право жить в Париже. Я повторяю вам, что оставлять этой женщине такую надежду — значит беспричинно мучить ее. Если бы я показал вам подробные свидетельства всего того, что она сделала в своем загородном доме за два месяца пребывания там, вы были бы поражены. В самом деле, находясь в пятистах лье от Франции, я лучше знаю, что там происходит, чем мой министр полиции.41
Итак, 25 апреля 1807 года Жермена неохотно вернулась в Коппет. Констан, неизменный, несмотря на непоследовательность, сопровождал ее на протяжении всего пути, но в Доле отлучился, чтобы остаться с больным отцом. Прибыв в Коппет, она послала Шлегеля сказать Константу, что если он не вернется к ней в ближайшее время, она покончит с собой. Бенжамен знал, что эта классическая угроза — песня сирены, а не лебедя, но он приехал и молча сносил ее упреки. Он давно перестал ее любить, но «как можно говорить правду тому, чей единственный ответ состоит в том, чтобы проглотить опиум?». 10 июля Жюльетта Рекамье приехала с долгим визитом; Жермена влюбилась в нее и решила жить.
Полиция разрешила напечатать «Коринну», и ее публикация весной 1807 года принесла автору триумф, утешивший ее после победы Наполеона под Фридландом 14 июня. Рецензии, спонсируемые правительством, были враждебными, но тысячи читателей были очарованы и сказали об этом. Сегодня нас не очаровывает его форма — экстатический роман, перемежающийся скучными и устаревшими эссе об итальянских пейзажах, характерах, религии, нравах, литературе и искусстве; никого не приводят в восторг ни «мужественное лицо» героя (он оказывается бесхребетным), ни «божественное вдохновение, воцарившееся в глазах» героини.42 Но в 1807 году Италия еще не была переписанной страной, более знакомой нам в истории и искусстве, чем наша собственная; романтика расправляла крылья; романтическая любовь боролась за освобождение от родительской власти, экономических уз и моральных табу; права женщин начинали обретать голос. Все эти
