— Ах ты, сукин сын. Забыл, как есть, забыл. Нехорошо, брат, я вот тебя помню, Мылов — Смылов, а ты меня нет.

— Лёшка Сукнов. — Вспомнил Мылов.

— Он самый, только теперь не Лёшка, а Алесей Дмитриевич. Понял. Положение обязывает. Это я тогда был для всех Лёшка, а сейчас, я фигура, государственной важности, понимать надо.

— Главный конструктор? — Спросил Мылов.

— Бери выше — ответил Сукнов — я теперь в министерстве, на должности, понял?

— Понял. — Ответил Мылов.

— Ну, а ты где? — Спросил Сукнов.

— На фабрике, инженером. — Ответил Мылов.

— Главным? — Спросил Сукнов.

— Нет, так, на подхвате. — Ответил Мылов.

— Что ж ты так? — Укоризненно протянул Сукнов.

— Да не сложилось как-то…

— Не сложилось — передразнил Сукнов — как был ты не рыба ни мясо, Смылов, так и остался.

— Мылов — робко подправил его Мылов.

— Да, знаю я, что Мылов, шучу… да, а что не спишь? Мечтаешь?

— Нет, работы много, отчёт составляю, зарплата маленькая, а семейство у меня большое, приходиться на дом брать, вот и корплю.

— Ну, корпи, может, что и выкорпишь, хотя, ты и в институте корпел, да в дамки не вышел… да… — он замолчал, в трубке воцарилась тишина. Мылов не зная, что сказать, поглядывал на незаконченный отчёт и тёр слипающиеся глаза. Сукнов, напротив спать не хотел, а занять себя на пустой даче было не чем. Он крякнул и перешёл на министерский тон — Сколько мы с тобой не виделись, Смылов, лет двадцать, поди?

— Двадцать три — снова поправил его Мылов.

— Что ж это ты, Собака, за двадцать три года, ни разу не позвонил мне?

— Так, ведь и вы мне не звонили. — Робко вставил Мылов.

— Я о тебе думал все эти годы, денно и нощно — зарычал Сукнов — а ты не соизволил мне ни разу позвонить! Или я для тебя так, грязь под ногтями, вычистил и забыл?!

— Я тоже думал, вспоминал… — попытался оправдаться Мылов.

— Вспоминал! — Перебил его Сукнов. — Врёшь ты всё Смылов. Плевать тебе на меня, на нас, товарищей твоих, однокурсников. Только о себе и думаешь, эгоист! Ты всегда таким был, таким и остался. Потому и на подхвате до сих пор… — он замолчал, молчал и Мылов, разговор не клеился. Сукнов почесал щёку и сказал — ну, что молчишь? Расскажи как, что, как живёшь?

— Да, как живу — начал Мылов — живу потихоньку, звёзд с неба не хватаю, корплю над отчётами. Подправляю чужие чертежи, семейство имею, большое, все кушать просят, а при нынешних ценах, поди, накорми всех. Так вот и живём, слава богу.

— Живём потихоньку — передразнил его Сукнов. — Эх ты Смылов, Смылов, я ведь тебя люблю дурака, и всегда любил, а ты этого не чувствуешь. Плюёшь на меня, звонить мне не хочешь, гордым себя считаешь, выше других себя держишь, от того и неприятности твои в жизни случаются, от гордости, от самомнения твоего, понял?! Дурак ты Смылов, как был дураком, так и остался. — В трубке снова воцарилась тишина. — Ну, что молчишь? Отвечай мне, что ни будь, Смылов, ты тут?

— Тут — вздрогнул Смылов, и открыл шире глаза.

— А что молчишь? Сказать, что ли нечего?

— Не знаю… — промямлил Мылов.

— Что не знаешь, Смылов — перебил его Сукнов — что за двадцать лет не придумал, что скажешь своему боевому товарищу?

— За двадцать три — снова подправил его Мылов.

— Я и говорю, за двадцать три года не нашёл, что сказать? Свинья ты Смылов! Свинья с большой буквы! И говорить с тобой не хочется. — Мылов облегчённо вздохнул, и снова посмотрел на часы. — А придётся, потому, что кто ж тебя бестолочь такую, уму разуму научит? Ведь тебя не научи, ты до конца своих дней, так и проживёшь лешим в своём медвежьем углу, правильно говорю?! — Мылов посмотрел на часы, и на недоделанный отчёт. — Правильно — ответил за него Сукнов. Вот и приходиться мне своё свободное время, на тебя дурака тратить, и не получать за это ни какой благодарности. Ну, ка, скажи мне Смылов, что ни будь хорошее, что ни будь такое, что б я прочувствовал, давай. — Сукнов откинулся на спинку кресла, и стал ждать, состояние его пришло к умиротворённости, к горлу подкатил зевотный шарик, в голове приятно зазвенело.

— Вы — начал Мылов робко — удивительно чуткой души человек. Благодаря таким как вы, человек никогда не останется брошенным, он всегда будет чувствовать вашу любовь и заботу. Но прошу вас сейчас уже пятый час, мне в восемь нужно сдавать отчёт, если можно не звоните мне больше.

— Что?! — Возмутился Сукнов. — Не звонить?! Это вместо благодарности?! Ну, ты, и, свинья Смылов, слышать тебя больше ни хочу. — Он бросил трубку. Мылов облегчённо вздохнул. Телефон снова затрещал.

— Да, ответил Мылов.

— Хамло ты Мылов — закричал в трубку Сукнов — Ни в жизнь тебе больше не позвоню, понял! И телефон мой удали, всё!

Сукнов бросил трубку, а Мылов взялся за составление отчёта.

Ошибки нет

Ветер иссушил его лицо. Солнце выпило его глаза. Рот давно уже опустел, и только одинокий язык, болтался в нём, как висельник болтается, в заброшенном доме. Ничего не напоминало в нём тот оазис наполненный жизнью. Бьющий фонтанами голубой и прохладной воды. Теперь, это была выжженная пустыня, с глубокими пересохшими, каньонами, проходившими через всё его лицо. Это была опустевшая хижина, разрушающаяся от не погоды. Она стояла на самом краю бездны, из которой тянуло могильной сыростью.

— Привет Мак. — Сказал Тони, подходя к нему.

— Привет, Тони, — сказал Мак, и каньоны выгнулись на его лице. Старый висельник ожил, и задвигался, по привычки прижимаясь, к побелевшим дёснам.

— Тебе опять не спиться?

— В это время года я подолгу не могу уснуть.

— Я понимаю, но, всё же нужно спать, сон успокаивает нервы, и продлевает жизнь.

— Мне не нужно ничего продлевать.

— Только не говори, что ты хочешь умереть.

— Не хочу.

— Тогда зачем так говоришь?

— Просто, чувствую, что засиделся, я тут.

— Так не бывает. Каждый тут столько, сколько ему положено.

— Знаю, но всё-таки, я задержался.

— Ты просто старый упрямец.

— Возможно.

— Ты даже в этом не хочешь со мной согласиться.

— Не хочу.

— Вот видишь. Я прав.

— Да, ты всегда прав.

— Ты опять споришь.

— Даже не думаю.

— Ладно, чёрт с тобой.

— Он всегда со мной. — Тони посмотрел на небо.

— Как думаешь, какая завтра будет погода?

— Будет тепло.

— Почему так думаешь.

— Посмотри, каждая звезда как на ладони.

— В это время года небо всегда