Не смеялся и Лоррет.

— Дания сойдет с ума.

— Ей придется смириться с этим. У нее нет выбора. Ты был членом Лупо Проэлии без божественного меча четыреста лет. Теперь настала ее очередь.

Сомнение сквозило в каждой черте лица Лоррета, но его ладонь все равно властно сомкнулась на рукояти меча. В его руке он выглядел правильно. Насколько я могла судить, это был его меч.

— Ты заслужил его, Лоррет. Ты вырезал волка для рукояти. Ты помогал отливать его. И именно твоя песня скрепила сделку со ртутью.

На лице Лоррета мелькнуло замешательство. Кингфишер и Кэррион выглядели не менее ошеломленными моими словами.

— Моя песня? — сказал Лоррет. — Что значит — моя песня?

— Песню, которую ты только что спел. О Вратах Аджуна? О драконе, Омнамшакри? О том, как Фишер вонзил меч в горло дракона? Ничего… не напоминает?

Фишер, Лоррет и Кэррион посмотрели на меня как на сумасшедшую.

— Я всегда хотел написать песню о Вратах Аджуна, но так и не собрался, — сказал Лоррет.

— Не смей, — прорычал Фишер. — Это в прошлом. Оставь его там, где ему место.

— Теперь она наша, — прошептала ртуть. — Наша песня. Наша песня.

На этот раз остальные не услышали ее.

— Так вот что ты имела в виду? Что ты возьмешь ее, и она исчезнет? Что никто не вспомнит о ней?

— Теперь она наша, — повторила ртуть.

— Наша.

— Наша.

— Наша.

Было жаль, что мир лишился песни Лоррета, а память о ней исчезла. В какой-то мере она тронула меня. Она многое объясняла.

— Почему я до сих пор помню ее? — Спросила я.

— Мы помним, значит, и алхимик помнит.

Хм… Я не знала, как к этому относиться. Быть единственным живым человеком, который помнит балладу, написанную Лорретом о Фишере, казалось мне святотатством. Сколько еще вещей я должна буду помнить, о которых все остальные забудут, чтобы изготовить все эти реликвии? Я знала, что на горизонте маячат новые сделки. Тысячи. Мелкие сделки, которые нужно будет заключить. Как, черт возьми, я смогу ориентироваться в этом и не вляпаться в какое-то дерьмо? От одной мысли об этом меня прошиб холодный пот. Я отбросила свои опасения, решив подумать о них позже.

— Итак? Ты позволишь этому мечу направлять магию? — Спросила я.

Я ждала ответа от ртути. Технически, не имело значения, что меч не способен использовать магию. Я сделала эту чертову штуку, что впечатлило даже меня, и шансы на то, что мне удастся уговорить ртуть соединиться с кольцами и стать реликвиями, были не велики. Если бы мне это удалось, я бы выполнила условия сделки с Фишером. Но оставался еще вопрос моей гордости. Я хотела знать, чего я способна достичь здесь, работая с таким увлекательным, неподатливым материалом. Я бы не смогла жить дальше, не зная этого…

— Возьми меня обеими руками и дай мне имя, Лоррет из Сломанных Шпилей, — сказала ртуть.

Лоррет выглядел несколько озадаченным.

— Я? — произнес он вслух.

— Это твоя привилегия.

Воин в замешательстве посмотрел на меня. Очевидно, кузнец, выковавший клинок, имел право дать ему имя как в Ивелии, так и в Зилварене. Лоррет выглядел виноватым. Я же не испытывала никаких сомнений. Без Лоррета клинок не был бы цельным и завершенным.

— Давай, — сказала я ему. — Ты слышал ее. Дай ему имя.

На лице воина отразилась решимость. Он все еще колебался, но, положив обе руки на рукоять, поднял клинок над головой и произнес ясным, громким голосом.

— Я нарекаю тебя Авизиет. Неспетая песня. Заря искупления. — В тот момент, когда он закончил говорить, по лезвию меча пробежало голубое пламя, высекая на металле руны, которые я выгравировала на нем. А затем из Авизиета вырвался яркий белый свет. Ослепительный и мощный, он взметнулся прямо в воздух — столб энергии, превративший ночь в день. Даже земля под нашими ногами задрожала.

Фишер издал удивленный возглас, его лицо озарилось радостью, пока он пораженно смотрел на луч света, устремившийся в небо.

— Дыхание ангела, брат! — прокричал он. — Чертово дыхание ангела!

ГЛАВА 30.

ПОКЛЯНИСЬ

Когда Фишер провожал меня обратно в свою палатку, в лагере царил хаос. Почти все видели луч дыхания ангела, озаривший предрассветное небо. Те, кто не видел, засыпали вопросами тех, кто видел, и все были охвачены волнением. Фишер посоветовал Лоррету пойти и поспать, пока он не придет за ним ближе к вечеру. Он все еще выглядел ошеломленным, когда направился в сторону своей палатки, держа Авизиет в руках, как ребенка. Кэррион решил, что ему не стоит утруждать себя спуском с холма, и объявил, что собирается переночевать в кузнице.

Тем временем я понятия не имела, что такое «дыхание ангела» и как оно может пригодиться на поле боя. Я так устала, что не могла ясно мыслить и, честно говоря, почти не помнила собственного имени. Я рухнула на стул, как только Фишер втащил меня в палатку, но он покачал головой и снова поднял меня за запястья.

— Я так не думаю, малышка Оша. Ну давай же. Пойдем. Ты будешь спать в кровати.

— С тобой? — Это был вызов. Мне надоело ходить вокруг да около.

Фишер на секунду нахмурился. На его лице было сомнение, но он все же кивнул.

— Сначала мне нужно поговорить с Реном. Но да. Я буду спать здесь. С тобой.

— Хорошо.

— Но сначала, — он поморщился, — тебе нужно принять ванну.

Что ж, это было заслуженно.

Я пятнадцать часов проработала в раскаленной кузнице, и под ногтями у меня был пот и половина грязи Иннира в качестве подтверждения. Мои волосы были жесткими от пота — пальцы застревали в них, когда я пыталась провести по ним рукой. Больше всего на свете мне хотелось помыться, но, когда я попыталась уговорить себя пересечь палатку и направиться к красивой медной ванне на ножках, которую Фишер наколдовал своим дымом,