да и последняя встреча была короткой – в кулуарах парижского СБСЕ. Планировалось провести саммит в декабре, но эта встреча была перенесена на март 1991 г., а затем на лето. Поэтому Шеварднадзе умолял Буша назначить дату. В ответ президент упомянул о нерешенных проблемах, связанных со стратегическими и обычными вооруженными силами, которые стоят на пути соглашения о контроле над вооружениями. Он также упомянул о пошатнувшейся советской экономике и вопросе независимости Прибалтики. Но он продолжил: «Я хочу встречи на высшем уровне… Я бы хотел провести саммит таким образом, чтобы укрепить позиции Горбачева».

Буш вспомнил «всю тяжелую работу, которую мы проделали над этими отношениями», настаивая на том, что «я беспокоюсь о том, чтобы они оставались прочными. Некоторые критикуют нас за то, что мы держимся слишком близко к Михаилу Горбачеву». Однако он заверил Шеварднадзе: «Мы будем относиться к нему с уважением и по-дружески, пока он президент»[1161].

Глава 7.

Русская революция

На фото:

1. Танки в Москве. 19 августа 1991 г.

2. Михаил Горбачев и Борис Ельцин на трибуне. Москва, 23 августа 1991 г.

3. Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. После подписания Беловежских соглашений о создании СНГ. Резиденция «Вискули», Белорусская ССР, 8 декабря 1991 г.

21августа 1991 г. Время отпусков. Джордж Буш на отдыхе в своем доме в Кеннебанкпорте, штат Мэн. Прокатившись с утра на катере по неспокойным в тот день водам Атлантики, он как раз швартовался, когда начальник его охраны выбежал на пирс с криком: «Вам звонит глава государства!»

«Кто? – Буш бросился в дом и в свою спальню, где связисты соединили его со звонящим[1162].

– Боже мой, это чудесно, Михаил! – Президент был в приподнятом настроении.

– Мой дорогой Джордж. Я так счастлив снова слышать твой голос.

– Боже мой, я рад тебя слышать. Как у тебя дела?

Горбачева переполняли эмоции.

– Господин президент, авантюристы не преуспели. Я здесь уже четыре дня. Они пытались давить на меня, используя все возможные методы. Они заблокировали меня с моря и с суши. Мои охранники защитили меня, мы выдержали испытание.

– Где ты сейчас?

– Я в Крыму. Прошел всего час с тех пор, как я вернул себе президентские полномочия. Я поддерживал полный контакт с руководством республики…»[1163].

4 августа Горбачев отправился в столь необходимый ему отпуск на свою черноморскую дачу высоко на скалах в Форосе, на южном берегу Крыма. Это было примерно в 25 милях к западу от Ялты, где в 1945 г. Большая тройка – Сталин, Черчилль и Рузвельт – совещалась в летнем дворце последнего русского царя Николая II. Первые две недели отпуска прошли без происшествий – работа, купания, принятие солнечных ванн и игры с внучками сменяли друг друга. Но затем, 18 августа, сразу после того, как он обговорил по телефону с вице-президентом Геннадием Янаевым в Кремле свое возвращение в Москву для подписания нового Союзного договора 20 августа, связь оборвалась. Несколько минут спустя Горбачева неожиданно посетили руководитель его администрации, два секретаря Центрального комитета партии и руководитель службы безопасности КГБ – все люди, которых он лично назначил и которым он полностью доверял. Они сказали, что их прислал «государственный комитет по чрезвычайному положению», и сообщили, что Борис Ельцин, только в июне избранный первым президентом Российской Республики, будет арестован этим вечером, и фактически поместили Горбачева под домашний арест на даче. 19-го числа лидеры переворота официально объявили, что Горбачев болен и что его полномочия принял вице-президент Янаев. Хунта взяла страну под свой контроль. Прямые трансляции «Си-эн-эн» показали танки, движущиеся по улицам Москвы, бронетранспортеры и то, как военные заняли все основные перекрестки[1164].

Однако переворот встретил сопротивление. Ельцин призвал рабочих бастовать и потребовал возвращения Горбачева к власти. Символично, что Ельцин был заснят стоящим на башне танка, обращающимся к солдатам и гражданам, стоящим внизу. Буш был загипнотизирован этими телевизионными кадрами – один лидер наблюдает за судьбой другого на другом конце света. «На выборах его поддержали 70% русских. Теперь он объявил себя ответственным за все действия России. Что будет с этими плохими парнями, совершившими переворот?» Но больше всего президент беспокоился за Горбачева, помня о «фантастически конструктивном пути», которым шел советский лидер, руководя своей страной. «Вы мне нравитесь, – думал он про себя, – и я надеюсь, что вы вернетесь к власти, как бы скептически я к этому ни относился»[1165]. 19 августа никто в Америке не мог предугадать, кто окажется победителем в Москве.

Но через 48 часов ситуация в советской столице начала меняться. 21 августа десятки тысяч граждан собрались у здания российского парламента – Белого дома, чтобы защитить его от штурма. Ельцин и его команда находились внутри. Столкнувшись с такой массой людей, ГКЧП потерял самообладание, и штурм так и не состоялся. Несколько членов так называемой «банды восьми», в первую очередь Владимир Крючков и Дмитрий Язов, вылетели в Форос, но люди Ельцина преследовали их по горячим следам, не доверяя намерениям путчистов. Тем временем Горбачев пытался сохранять спокойствие, но его семья была в состоянии паники – они видели военные корабли на рейде и ловили отрывки новостей Би-би-си по радио. Стресс был таков, что его жена Раиса перенесла инсульт, в результате чего она поначалу не могла говорить и двигать левой рукой, а также неуверенно передвигалась[1166].

Но когда прибыли Крючков и его коллеги, стало ясно, что они пришли умилостивить Горбачева и вымолить прощение. Помощник Горбачева Анатолий Черняев отметил: «Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне! Я все понял – прибежали с повинной. Я стоял окаменевший, переполняясь бешенством… Подонки провалились со своей затеей»[1167]. Горбачев приказал их задержать. Вскоре после этого связь внезапно восстановилась, и он сразу же позвонил Ельцину, который воскликнул: «Михаил Сергеевич, дорогой, вы живы? Мы 48 часов стоим насмерть». Горбачев также говорил с лидерами Казахстана и Украины, прежде чем приказать не пускать оставшихся заговорщиков в Кремль и отключить все их коммуникации[1168].

И именно в этот момент, стремясь вернуть себе место у руля мировых дел, Горбачев поднял телефонную трубку, чтобы позвонить президенту Соединенных Штатов.

После эмоционального обмена приветствиями Горбачев ясно дал понять, что, несмотря на травму, которую пережили он и его семья, он очень хочет вернуться к работе в Москве. Его настроение было приподнятым.

– Мы хотим продолжать идти вперед вместе с вами, – сказал он Бушу. – Мы не дрогнем из-за того, что произошло. Одно дело, что этому помешала демократия. Это гарантия для нас. Мы будем продолжать работать в стране и за ее пределами, чтобы продолжать сотрудничество.

Буш с облегчением рассмеялся.

– Слышу все того же старого Михаила Горбачева, полного жизни и уверенности. Как только ты вернешься, мы поговорим о том, над чем нужно работать после