о том, как 1 августа президент быстро принял вызов, брошенный вторжением Саддама в Кувейт: «Это был момент, к которому он готовился всю жизнь, эпохальное событие, которое подтвердило его предвыборный лозунг: “Готов быть великим президентом с первого дня”». Но, в то время как внешняя политика Буша, утверждал «Тайм», была «примером решимости и мастерства», его «внутренний облик» был «столь же сильно замаскирован колебаниями и замешательством». Центральным элементом обвинительного заключения журнала было то, что он «прыгал и бился» во время октябрьского бюджетного кризиса, «как выброшенная на берег рыба»[1127].

3 января 1991 г. был созван 102-й конгресс. Судя по тому, что настроение на Капитолийском холме начало ухудшаться, президент решил запросить его официальное разрешение на применение силы. Однако его письмо от 8 января было составлено так, чтобы избежать каких-либо предположений о том, что по конституции он должен получить одобрение Конгресса. Вместо этого он попросил законодателей «принять резолюцию, в которой говорится, что Конгресс поддерживает использование всех необходимых средств для выполнения Резолюции № 678 Совета Безопасности ООН». Такие действия, по его словам, «послали бы Саддаму Хусейну максимально ясный сигнал о том, что он должен без каких-либо условий или задержек уйти из Кувейта. Что-либо меньшее только поощряло бы непримиримость Ирака; что-либо другое рисковало бы отвлечь внимание от международной коалиции, созданной против агрессии Ирака». Само письмо вошло в историю, став первой подобной просьбой президента со времен резолюции по Тонкинскому заливу 1964 г., санкционировавшей применение силы во Вьетнаме[1128].

Пока Палата представителей и Сенат обсуждали его просьбу, внимание переключилось на Женеву, где 9 января Бейкер наконец встретился с Азизом, как это ранее обещал президент. Госсекретарь передал своему иракскому коллеге запечатанное письмо Буша Саддаму. Прочитав фотокопию, Азиз сказал, что не понесет ее своему лидеру, пожаловавшись, что Буш не использовал «вежливые выражения». Толкнув конверт на середину стола, он заявил: «Мы принимаем войну». В письме, которое впоследствии опубликовал Буш, было повторено его требование, чтобы Саддам вывел свои войска из Кувейта, и в нем было мало нового. Но отказ Азиза от письма был воспринят как символ непреклонной позиции Ирака и помог повлиять на дебаты на Капитолийском холме. «Он обманул нас», – сказал конгрессмен Джон Мерта, демократ из Пенсильвании[1129].

В то же время из Советского Союза поступили тревожные новости для президента. Прибалтийская Литовская республика теперь была полна решимости осуществить свою декларацию о независимости, отложенную в 1990 г. Горбачев посетил столицу Литвы Вильнюс 10 января 1991 г. и потребовал, чтобы лидеры Литвы восстановили советскую конституцию. Когда они не подчинились, советские военные подразделения 12–13 января захватили ключевые правительственные здания и телебашню. Более десятка мирных жителей были убиты – расстреляны или раздавлены танками[1130]. На Западе раздались крики возмущения, не в последнюю очередь в Конгрессе, но Буш попытался преуменьшить все это. Он сказал, что сожалеет об этой «великой трагедии», но избегал делать выговор Горбачеву публично или даже в частном порядке, просто сказав советскому лидеру по телефону: «Я действительно сочувствую вам на этой неделе… Мы так надеемся, что ситуация в Прибалтике может быть разрешена мирным путем. Это действительно все усложнило бы». Президент остро осознавал, что, если он поднимет этот вопрос, то это поставит под угрозу единство коалиции в преддверии войны против Ирака. Но события в Литве привели в замешательство: ЕС открыто осудил нападение и пригрозил приостановить оказание экономической помощи Москве в размере 1 млрд долл. Несмотря на то что Горбачев отрицал отдание приказа о репрессиях, Буш отметил: «Мы не могли отделаться от мысли, что это было именно то, что предсказывал Шеварднадзе, когда он подал в отставку тремя неделями ранее. Казалось, что Горбачев теряет контроль»[1131].

Страстные дебаты на Капитолийском холме завершились 12 января принятием идентичных резолюций, разрешающих Бушу «использовать вооруженные силы Соединенных Штатов», чтобы положить конец «незаконной оккупации и жестокой агрессии Ирака против Кувейта». Сенат проголосовал за это 52 голосами против 47, а Палата представителей – 250 голосами против 183 – в основном по партийным линиям. Альянс республиканцев, либералов с северо-востока и консервативных демократов обеспечил Бушу победу, хотя и с очень небольшим перевесом в верхней палате[1132].

Буш с тревогой следил за ходом дебатов. «Конгресс в смятении, и я более чем когда-либо полон решимости делать то, что я должен делать», – написал он в своем дневнике несколькими днями ранее. Но президент никогда не предполагал, что голосование заставит его свернуть с выбранного курса. «Если они не собираются кусать пулю, то это сделаю я. Они могут подать документы об импичменте, если захотят». Возможность импичмента тяжело давила на его разум, материализуясь в его дневнике пять раз в период с 12 декабря 1990 г. по 13 января 1991 г. Оглядываясь назад, он сказал, что «даже если бы Конгресс не принял эти резолюции, я бы действовал и приказал нашим войскам вступить в бой. Я знаю, что это вызвало бы возмущение, но это было правильно. Я был уверен в том, что обладаю конституционными полномочиями. Это должно было быть сделано»[1133].

15 января, в день истечения крайнего срока, установленного ООН для Саддама, президент обнародовал Директиву национальной безопасности № 54, в которой были изложены его военные цели по безоговорочному выводу иракских войск из Кувейта и обеспечению безопасности Саудовской Аравии и всего региона Персидского залива. Военная миссия включала в себя уничтожение «химического, биологического и ядерного потенциала Ирака» и его «командования, контроля и связи», а также ликвидацию Республиканской гвардии – элитного ядра вооруженных сил Саддама. Жребий был брошен[1134].

16 января в 9 часов вечера президент выступил из Овального кабинета, проинформировав нацию и весь мир о том, что операция «Щит пустыни» теперь превратилась в операцию «Буря в пустыне». «Сегодня вечером вступили в битву. Как я вам докладываю, ведутся воздушные атаки на военные объекты в Ираке». Напомнив историю предыдущего полугодия и еще раз повторив свои аргументы в пользу войны, Буш заявил: «Это исторический момент. За прошедший год мы добились большого прогресса в прекращении долгой эры конфликтов и холодной войны. У нас есть возможность создать для себя и для будущих поколений новый мировой порядок – мир, в котором верховенство закона, а не закон джунглей, управляет поведением наций. Когда мы добьемся успеха – а мы добьемся успеха, – у нас появится реальный шанс на этот новый мировой порядок, порядок, при котором заслуживающая доверия Организация Объединенных Наций сможет использовать свою миротворческую роль для выполнения обещаний и видения основателей ООН». Один из тех, кто готовил эту речь, Ричард Хаас, конечно, помнил выступление президента Гарри Трумэна в июле 1950 г. о том, почему Соединенным Штатам пришлось противостоять