— Эй, зачем ты набедренную повязку-то снял? Она точно не моя.

Девушка решительно затянулась. И с размером она переборщила. Не стоило слушать суккуб.

Поменявшись одеждой, они разошлись по разные стороны палатки, к колышкам, вбитым в землю, и Хасан, указывая рукой, сказал:

— Как скажу, отвязывай свою сторону. Стой, не торопись, мне надо изнутри вещи вынуть, — и залез в палатку.

Оттуда раздался какой-то звук, и принцесса, посчитав его за сигнал, начала выдёргивать колышки. Тент рухнул, закопошился, и из глубин его донёсся грозный голос:

— Хасан! Мать твою! Ты что это, смерти просишь?!

— Ты что, Салах, нет, это не я! — завопил другой конец палатки: — Это Яван, блин, рано начал!

— Яван? Какой ещё Яван? (незнакомец говорил это имя как «Ябан») — Я ведь тебя щас изувечу, Хасан.

— Да не я это, новенький, не веришь — сам посмотри! К нам в палатку пристроили... Ну, Яван, что ты в самом деле, как дурак молчишь, скажи, что это ты! — и на этом Хасан выбрался из палатки.

— Кто это там, Хасан? — спросила Мацуко.

— Салах, он...

— Для тебя Салахэ Назым, салага! — раздался рёв из глубины скомканной парусины: — Вот погоди, выберусь отсюда — вам обоим не жить!

— Давай, поможем ему, — предложил Яван: — Натяни тот конец.

Из выпрямленной палатки новый персонаж выбрался без труда. Первым делом он оттолкнул поддерживающего полог Хасана, и, выпрямляясь, подошел к новичку. Сейчас он показался Кадомацу выше божественного Каминакабаро, но, скорее всего, был на пол-головы ниже её настоящего роста. От Хасана и Явана он выгодно отличался, кроме роста, и более развитой мускулатурой, и более светлым цветом кожи, и сохранившейся кудрявой шевелюрой, продолжающейся на плечах, спине и груди. Маленькие глазки, толстые щеки, и неопрятно торчащая щетина вокруг маленького толстогубого рта делала надменное лицо здоровяка особенно неприятным.

— Ты что это себе воображаешь, салага? Что, «крутой» больно, попёр на старшего? Да я стражник в Кызылкуме!

— Я не знал, что ты там.

— Ах, он не знал! Палатка стояла?! Стояла. Значит, внутри старший отдыхает — порядок такой. Значит, надо сначала меня разбудить, а потом бережно, осторожно, снимать палатку.

— Слушай, Салах, он ведь новенький, что ты на него наезжаешь?! — попытался вступиться за него Хасан.

— А ты заткнись, и до тебя очередь дойдёт! — огрызнулся Салах: — А сейчас, — сказал он Явану, выразительно помяв кулак: — Тебе будет больно. Немного. Для профилактики.

Но, едва амбал замахнулся, как невесть откуда в руках новичка оказалось копьё, и выразительно упёрлось острым наконечником в грудь напротив сердца здоровяка.

— Ты... ты чего? — опешил тот: — Ошалел, что ли?!

— Меня зовут Яван из столицы, а никакой не «ты»! И я не люблю таких наглецов! Ещё раз сунешься, шашлык из Салахэ Назыма сделаю, и угощу им Хасана!

— Ладно, ладно, не надо, всё в порядке, — растерял весь боевой задор «старший». И отошел, бросив сквозь зубы: «Придурок!»

— Круто ты его! — восхитился Хасан, понаблюдав, как «стражник», демонстративно избегая всякого даже прикосновения к чему-либо напоминающему работу, скрылся в толпе: — Ты что, там у себя в полку «шишку держал»? Или тоже из стражников каких-то?

— Да нет, у нас таких не было, — как можно безразличнее ответила Мацуко, вспоминая про обычаи армии ракшасов:

— Все одного призыва. А что, сильно достаёт?

— Не то слово! Только ты опасайся его — он ведь не цветочки в букет собирать пошел, а таких же, как он, подбивать тебя бить. Смотри, выцепят где-нибудь!

— На войне не до этого будет.

— Тут это... до войны ещё дойти надо.... — он почесал голову: — Ну, смотри. Значит, мне опять одному палатку собирать?

— Почему одному? Давай вместе...

— Ладно, — сказал Хасан, когда всё было собрано: — Я понесу постели, а ты — палатку с колышками. Извини, на тебя пока нет тюфяка, на первом же привале у полкового интенданта спроси.

— А что несёт Салах?

— Ещё чего не хватало! — возразил он сам, появившись откуда-то сбоку: — У меня копьё тяжёлое, а феска — ой-ей-ёй как голову давит!..

— Так сними её, — по-простецки предложила Мацуко.

— Самый умный, да?!

— Ну, пока что не жалуюсь, — и, сложив в вещмешок общий котелок, со вздохом взвалила на спину сложенную палатку: — Ну, куда идём?

— За мной, — сказал Салах.

Он действительно оказался кем-то вроде старшего в их тройке: проводил до места сбора, указал, где строиться, пригрозил:

— Только попробуй строй нарушить, живого места не оставлю!

Подошел Теймур, помахал им рукой, скомандовал: «Ровняйсь! Смирна!». Строй вытянулся в струночку и застыл ровной линией, поджидая остальные тридцать, вернее следующие двадцать пять сотен полка. Салах, дотянувшись через спину Хасана, стукнул Явана по подколенным сгибам, прошипев при этом: «Строй, салага!». В передних рядах — Мацуко видела — некоторые «старшие» тоже применяли подобный способ убеждения. Она обернулась — в следующем ряду, со стороны противоположной Хасану, нависал над нею ракшас-великан, бородатый, выше даже Салаха, вооруженный даже не копьём — а длинной, оструганной жердью, толщиной в кулак, кое-как заточенной с одной стороны. В отличие от них, они и стоящие с ним рядом ракшасы были не полуголые, а в белых рубахах и других шапках, украшенных, кажется, монетами.

— Привет, — сказал он бывшей принцессе: — Я Али Язид, шестая сотня.

— Яван, пятая сотня...

— Тихо ты! — вмешался Салах, опять замахнувшись своим копьём:

— Разговорчики в строю!

— Сам тихо! — предупредил его желание Али Язид, вытянув «старшего» своим горбылём да вдоль спины: — Если будет приставать, скажи — я помогу.

— Спасибо, сама справлюсь, — ответила принцесса, не заметив, что сказала о себе в женском роде.

Али воспринял это как шутку:

— Ай, не бойся ты, ты просто на моего младшего брата похож, — и по-доброму похлопал её по плечу.

— Двадцать шестой полк готов? — раздалось над их головами.

—