кожаным пиджаком, свисающим с его пальца, вы понимаете: он держит его в стиле Нуреева… Когда пригороды и Кингс-роуд штурмуют русские студенческие фуражки, вы понимаете, кто спровоцировал это помешательство… Девушки, стремящиеся первыми опробовать новинки, теперь носят брючные костюмы в стиле «Нури» – на груди пиджак наглухо застегнут, ворот небрежно поднят, руки в карманах…».

Нуреев стал «криком сезона», провозгласил «Ньюсуик». «Больше не слыхать криков: «Джейн, детка! Катрин! Изабель! Аманда!» Только «Руди!». Наслаждавшийся собственным прорывным успехом «отец поп-арта» Энди Уорхол устроил ради Руди вечеринку в своей выкрашенной в серебристый цвет студии «Фэктори» на Восточной 47-й улице. Идея собрать вместе «пятьдесят самых красивых людей» принадлежала Теннесси Уильямсу и его другу Лестеру Перски[216], который позвонил Уорхолу с приглашением на их собственную вечеринку. Встречавшийся с Нуреевым незадолго до этого в Лондоне Уильямс намекнул Перски, что у них там была сексуальная связь[217]. Уорхол предложил Перски и Уильямсу провести их вечеринку в его «Фэктори», и отобранные им суперзвезды, «одурманенные марихуаной наследницы состояний, шлюхи и королевы наркотиков», легко смешались с Нуреевым, Уильямсом, Джуди Гарленд и Монтгомери Клифтом, а Эди Седжвик, поболтав с Брайаном Джойсом, забрался на стропила и принялся отплясывать твист. «Руди! – взвизгнула Джуди Гарленд, повиснув на шее Нуреева. – Ты, поганый коммунист! Да будет тебе известно, Теннесси Уильямс считает, что я не умею играть! Пойдем-ка, выясним, считает ли он, что ты умеешь танцевать…»

В мае того же года Рудольф засветился на открытии шикарной манхэттенской дискотеки «Артур», которую организовала Сибил, бывшая жена Ричарда Бартона. В помещении, построенном на месте старого «Эль Марокко», были черные стены и банкетки, белые столы и разноцветные огни над танцплощадкой. На открытии дискотеки собрались друзья Сибил по кино и театру, многие из которых выступили ее инвесторами. Среди гостей были замечены Майк Николс, Уоррен Битти, Дэнни Кей, Харольд Принс и Эдвард Виллелла. Сонни и Шер служили декорацией, как в «Фор Сизонс», а модель Тайгер Морс демонстрировала невероятное серебристое платье, сверкавшее крошечными огоньками елочных гирлянд. «И все они хотели встретиться с Рудольфом. Он был все равно что один из Битлов, – рассказывала Сибил Бартон[218], обустроившая свой клуб по образцу лондонской дискотеки “Эд Либ”. – И после того раза люди стали приходить в клуб, надеясь застать там Нуреева».

Вместе с Фонтейн Рудольф вкусил светской жизни по всей Америке. В Нью-Йорке они обедали «У Орсини» с Джеки Кеннеди – его «любимой американкой», как он заверял репортеров. В Вашингтоне их чествовал британский посол, после приема у которого Нуреев отправился в «Виски-эй-гоу-гоу» с другими членами семейства Кеннеди – Бобби, Тедом и Джоан, а также с четой Стивен Смит. И все же в атмосфере всей этой шумихи и лести, беснующихся поклонников и угодливого гостеприимства Рудольф ощущал себя посторонним. «Я устал от американских приемов, – признался он Эйнсли Динвидди из “Ньюсуик” в разгар гастролей. – Они похожи на грандиозные представления с плохим режиссером. Для меня устроить прием не означает попросту собрать нужных людей в нужное время и в нужном месте и позвать туда сплетников-колумнистов, чтобы те упомянули о них в газетах». Похоже, в беседе с Динвидди Нуреев немного слукавил. Ведь обычно на публике он буквально требовал к себе внимания. И хотя ажиотаж вокруг его фигуры действительно мог утомлять, Рудольф, по свидетельству Эдварда Олби, «старательно поддерживал свой имидж. Я уверен, мы расслаблялись и разговаривали, но не припомню, чтобы он хоть раз “сошел со сцены”».

Любой человек, жаждущий публичного признания, не мог бы пожелать для себя лучшей сцены, чем «Шоу Эда Салливана», в котором Нуреев и Фонтейн впервые появились 16 мая 1965 года. Как ведущий программы варьете с самым высоким рейтингом в стране, Салливан играл на телевидении такую же роль, как Юрок на сцене – роль импресарио, оказывавшего огромное влияние на культурные предпочтения нации. Нуреев и Фонтейн уже привлекли в балет сонмы новичков, но «Шоу Салливана» собирало у телеэкранов до пятидесяти двух миллионов зрителей – самую массовую аудиторию, которую они когда-либо могли привлечь. И, что не менее важно, это шоу формировало в сознании рядового зрителя представление об известности и статусе своих героев. Многие видели Нуреева на обложках журналов, но лишь немногие – в движении. Те, кому прежде и в голову не приходило смотреть балет, не говоря уже о выступлении танцовщика-мужчины, решились сделать это потому, что им предложил такое Эд Салливан.

Паре предстояло исполнить фрагменты из «Лебединого озера». По уже сложившемуся обыкновению, Рудольф прибыл на репетицию, держа в голове готовый четкий план расположения кинокамер. К телевизионщикам Нуреев питал не больше доверия, чем к фотографам, и провел день, объясняя операторам, с каких ракурсов им лучше снимать. Заметив, что одна из камер была расположена слишком низко и под углом, способным исказить его линию, Рудольф водрузил на объектив ногу и отказался продолжать работу, пока камеру не поднимут. Потом, за ланчем с Фонтейн в «Русской чайной», он точно так же втолковывал официанту, как должен быть приготовлен его бифштекс. Артист «подцепил с тарелки бифштекс, осмотрел его, положил обратно и заговорил с официантом по-русски, – рассказывала сопровождавшая дуэт Теодора Кристон. – Но так и не добился, чтобы тот понял, чего он хочет. И отправился прямиком на кухню объясняться с поварами. Перед этим Рудольф сбросил под столом туфли. Дама только взглянула на меня, вздохнула и уточнила: «Он не забыл надеть туфли, дорогая?»

Через неделю Салливан заявил с телеэкрана: «Я поспешил вернуть [танцовщиков] на нашу сцену. Никогда за всю семнадцатилетнюю историю нашего шоу ни одна звезда не удостаивалась такого восторженного приема, какой был оказан в прошедшее воскресенье балерине Марго Фонтейн и великолепному Рудольфу Нурееву… Я хочу попросить всех своих зрителей в нашей стране, в Канаде и в Австралии: немедленно беритесь за телефон, позвоните друзьям и скажите им, что Марго Фонтейн и Нуреев вновь участвуют в сегодняшней программе – скорее к телефону!» А осенью того же года, 30 октября, Нуреев появился в специальном выпуске программы Джимми Дуранте на Эй-би-си. В паре с Линн Сеймур он станцевал несколько сцен из «Сильфиды». Никаких вступительных слов о балете из уст ведущего не прозвучало, и зрители наверняка были озадачены, увидев Нуреева в килте и сильно загримированным. Но, как заметил один критик, отсутствие информации могло быть уловкой, нацеленной на то, чтобы зрители лучше восприняли дальнейшее обращение Дуранте к балету: озорной комик сменил темный костюм и фирменную помятую шляпу на килт и балетные туфли, а Рудольф смотрел на него и улыбался.

Популярность Нуреева возросла еще