— Хорошо, что живой, — попытался я утешить его. — Глядишь, еще вернется.

— Хорошо бы.

— Тебе бы заместителя завести. Не вывезешь ты такого накала.

— Пока вывожу, а там посмотрим.

Мы допили кофе, и я пошел дальше в штаб, чтобы понять, что делать дальше.

Штаб, план командира и штурм восточного угла

Я слышал по рации и видел воочию, что командир переживал наши неудачи как личные. На него давили сверху и ставили сроки, и, пока мы были на одной линии с соседями, ситуация была под контролем.

— Ладно, «Констебль», как там пел в своей песне Бармалей?

«Крапива» подмигнул мне.

— «Нормальные герои всегда идут в обход!». Нам лучше пока не лезть в тот блиндаж. Мы пойдем отсюда, — он ткнул пальцем в крайнюю позицию, где был Женя.

— Нестандартный ход?

Он молча кивнул в ответ.

Каждый вечер командир просматривал новые видео местности, которые ему приносил «Пегас», старался менять тактику в соответствии с обстоятельствами. Он приказал мне пополнить группу «Редми» новыми бойцами и взять с утра опорник, который был за дорогой.

«Пегас» произвел дополнительную утреннюю разведку, и группа «Редми» выдвинулась к крайней позиции, которая находилась у поворота проселочной дороги. Продвигаться там было намного проще, из-за деревьев, которые маскировали продвижение группы. «Тяжи», для прикрытия наступления, накидали из гранатометов несколько залпов по украинским одиночным окопам, которые располагались по всему периметру; и группа пошла. Я попросил никого не засорять эфир, и мы с командиром стали руководить операцией. «Пегас» стал нашими глазами, а группа «Редми» — руками и ногами.

Этот квадрат держало около пятнадцати солдат противника. Группа из семи человек перекатилась через дорогу и бодро запрыгнула в траншею. Работая стрелковым оружием и гранатами в двойках, они профессионально продвигались вперед. Зажав украинцев в конце, укрепа они стали долбить их одного за другим. Как только они зачистили последний одиночный окоп, в котором отстреливался украинский боец, по ним стали бить «сто двадцатыми». Я смотрел в экран и видел, как прилетали мины, и земля разрывалась от их удара. Черное облако из осколков, дыма и огня разлеталось в разные стороны, сметая все, что попадалось на его пути. В том числе и наших бойцов.

В течение получаса все семеро получили ранения различной степени тяжести.

— «Бас» — «Констеблю»? Нужно вытаскивать их оттуда.

— Сделаем.

— «Айболит» — «Констеблю»?

— На приеме.

— Сформируй две новые группы, нам нужно занимать эту позицию, пока они назад не подтянулись. Я еще тебе пришлю людей.

— Хорошо.

— «Магазин» — «Констеблю»? Отправь пять человек к «Айболиту».

— Принял. Отправляю.

— «Горбунок» — «Констеблю»? Можешь по квадрату ударить на упреждение. Там накапливается группа противника, чтобы атаковать нас.

— Сделаем. Корректируй. Даю два пристрелочных.

Через полчаса новая группа поползла на эту позицию и стала окапываться.

Я смотрел на ход битвы через планшет «Пегаса» и видел происходящее без звука, как в черно-белом кино. По-пластунски, не поднимая головы, к траншее ползли наши бойцы, чтобы забраться в нее. Расцветая земляным цветком, беззвучно прилетает «сто двадцатая» мина. От разрыва бойцы вжимаются в землю. Несколько секунд было неясно, все ли из них остались целыми. Они начинали шевелиться, и все, кроме одного, ползли дальше. Последний боец тоже начинал шевелиться. Он осматривал себя и, обнаружив ранение, пытался отползти назад.

— Смотри, он не понимает, куда ползти.

— Может контужен?

Боец неуклюже пытался подняться на четвереньки, чтобы ползти. Преодолев пять метро, он падал и лежал, набираясь сил перед следующим рывком. К нему подползли два бойца из группы эвакуации и утянули к нашим позициям. Через десять минут бойцы группы эвакуации вытянули раненого «Редми», которого ранило в обе ноги выше колена.

— Это все не по-настоящему. «Тик-ток» какой-то… — сказал я вслух, глядя в экран.

— Что? — переспросил меня «Пегас».

— Ничего. Работаем дальше.

На «Дядю Васю» стали приносить раненых. Последним принесли «Редми». Он был бледным от кровопотери и молча лежал на носилках.

— Держись, братан.

Он молча кивнул мне и откинулся назад. Его когда-то зеленые штанины были красными. Спасти и стабилизировать его не удалось. Через час он умер.

Как только наши запрыгнули в эту траншею, украинцы, взбесившись, стали непрерывно контратаковать. Для обеих сторон это был стратегически важный участок. Видимо, их командира тоже нагибали за потери позиций, и он стал посылать своих бойцов в накат практически под свои минометы. Рубилово за эту позицию продолжалось с неиссякаемой энергией.

— «Разал», на тебя двигается группа хохлов.

Я видел ситуацию через камеру БПЛА и управлял боем в ручном режиме.

— Нет. Ты смотришь не туда! Правее голову поверни. Да!

Вот оттуда.

«Разал» родился в Краснодарском крае и имел криминальное прошлое. Он был высоким, красивым и веселым. Вернувшись несколько дней назад после ранения, он сразу ворвался в работу. Он подтянул к себе рыжего из косячников и стал его крышей. С высоты я видел, как они вдвоем отстреливаются из окопа по наступающим украинским бойцам.

— Принял, командир, — бодро ответил «Разал».

В ту же секунду рядом с ними взорвалась «сто двадцатая» мина. В ухе раздался разрыв, и я резко убрал рацию в сторону. «Разал» и рыжий были мертвы и лежали один на другом без признаков жизни.

Пока бойцы групп, которые сформировал Женя, отбивались от контратак украинцев, группа эвакуации под огнем таскала «трехсотых». «Двухсотых» мы вытаскивали в последнюю очередь. Нам удалось удерживать позиции ценой больших потерь. В тот день мы потеряли мертвыми и ранеными около двадцати пяти бойцов.

— «Констебль» — «Скарлине»? — вышел на меня боец.

К шестнадцати тридцати вечера он остался один на этой позиции. Он был из «бывших сотрудников» и, пока не сел за какое-то преступление, служил в ОМОНе.

— Я тут один. Вижу, как на меня идут три хохла. Принимаю бой. Если что…

Это было последнее, что я слышал от него по рации. В это время уже темнело и видеть, что происходит на позиции, мы не могли.

Штурм потерянной позиции

Я подождал полчаса и несколько раз безуспешно попытался вызвать «Скарлину» на связь. Быстро темнело, и я попросил «Пегаса» сделать вечернюю съемку, пока еще было видно хоть что-то. Кроме того, что там все покрытом трупами, мы ничего не увидели. По всей позиции было разбросано несколько десятков наших и украинских солдат. Окоп, в котором был «Скарлина», был завален, и я не смог разглядеть, жив он или нет. Движения со стороны противника тоже не было видно. Нужно было торопиться и принимать решение.

— «Крапива» — «Констеблю»?

— На связи.

— Связь с позицией потеряна.