яйца и звенел им где нужно и не нужно. При этом прямо пропорционально жесткости возрастала моя саркастичность и способность смотреть на происходящее с юмором. Юмор и сарказм на войне — это спасение.

— А где «пятисотый»? — спросил я «Баса».

— Бегает. Собирает броники и каски. Он везучий. Ходит, когда миномет работает. Ему ни фига. Натаскал уже кучу всего. Я за ним не слежу особо, но делает все исправно. Я его кормлю. Сигареты даю. Нормальный мужик. И в Зайцево нет-нет да и посылаю. Дашь ему документы или сбитый БПЛА, и он побежал.

Я взял тех, кто остался после селекции «Баса», и, прочитав им инструкцию о правилах передвижения на передке, повел их к «Пивбару», где их уже ждали командиры направлений. По докладам командиров групп я примерно представлял, где и кого у нас не хватает. В первую очередь я добил те группы, которые понесли потери. Я раскидал их по разным группам, чтобы они зарядились боевым духом от тех, кто воевал давно.

К вечеру голова обычно гудела от переизбытка информации и позывных. Я чувствовал себя биржевым маклером, который одновременно должен говорить по нескольким телефонам. В те часы, когда я чувствовал нервное истощение, обострялась контузия, и у меня в голове опять появлялся белый шум. Люди вызывали друг друга по рации и переговаривались на непонятных мне языках. Хотелось влезть в их переговоры и приказать убираться из моей головы! Но это было лучше, чем суицидальные мысли, когда от напряжения и усталости хотелось выйти из окопа под минометный обстрел и, раскинув руки, ждать своей участи. Я, по-моему, стал лучше понимать того парня из РВ, который взорвал себя гранатой.

— «Галилей», занимаете вот эту позицию.

Я привел его пятерку на крайний рубеж.

— Вот старший. Он тебе все объяснит, какие блиндажи занимать. Это очень ответственный участок.

— Хорошо.

— Пацаны, — обратился я ко всем, кто находился тут, и стареньким, и новеньким, — я шутить больше не буду. Как говориться: «Отступать некуда! Позади стела Бахмут!». Отмазки не принимаются. Все минировать вокруг. Если вы мне сказали: «Тут заминировано», но тут не взорвались хохлы, когда пошли в накат, я буду вас наказывать. И если позицию сдадите, то лучше вам погибнуть.

Я был в тот день максимально суров и серьезен в своей речи.

— Либо удержать, либо погибнуть!

Копай, минируй, смотри за оружием и небом

Танковые и минометные «осадки» не прекращались днями, с девяти утра и до заката солнца. Иногда они продолжались и в темноте, в виде сбросов с дронов с тепловизорами. Это была удручающая данность этой войны. За полтора месяца боев у нас было примерно семьдесят человек погибшими и около трехсот ранеными. Важно было постоянно поддерживать необходимое количество бойцов на позиции, чтобы обеспечить оборону и продвижение вперед. В среднем на моем участке одновременно находилось от ста двадцати до ста пятидесяти штурмовиков, не считая медиков, групп эвакуации и тех, кто был рассредоточен в Зайцево. Шел постоянный круговорот людей на передовой, который помогал нам выполнять боевые задачи. Человек из неповторимой личности и венца природы через какое-то время превращается в штатную единицу — в безликого бойца, присланного сюда с боевой задачей по удержанию позиций или захвату вражеских укреплений. Штурмовики делились на две категории. К первой относились опытные бойцы, которые понимали, что на передке нет мелочей, что нужно копать, бегать, слушать и выполнять приказы командира. Ко второй категории относились «пополняхи», психика которых еще не приспособились к окопной реальности. В мои задачи входило: не дать врагам выбивать необученный личный состав для поддержания боеготовности всего подразделения.

Мы стояли в позиционной борьбе с украинцами и несли ежедневные потери. Ежедневно от минометных и танковых обстрелов и сбросов с дронов, выбывало по пять-шесть бойцов. И, чтобы минимизировать потери, я приказал углубить все позиции и подготовить каждому бойцу одиночные окопы для стрельбы стоя, как запасные позиции. Это было важно, чтобы прятаться от минометов. Попасть в такой окоп сложнее, чем в траншею или большой блиндаж, поэтому была поставлена задача зарыться в землю. Стрелковый одиночный окоп — это яма, в которую мог с головой спрятаться боец вместе со своим снаряжением и вести оттуда огонь по противнику. Я следил за тем, чтобы они копали, и объяснял бойцам, что им нужно самим заботиться о своем выживании.

Работа командира была похожа на работу с клиентами в психологии. Каждую сессию я обсуждал с ними плюсы и минусы ответственного отношения к своей жизни. Мы вместе искали мотивацию для внедрения в их жизнь более здоровых моделей отношений, но часть из них продолжала пить, употреблять наркотики и требовать от жизни чудес. Мои бойцы были тяжелыми клиентами с высоким уровнем сопротивления, несмотря на всю очевидность плюсов от этих окопов. Смерти не скажешь: «Мне мама не объяснила, как выживать в этом мире. Мне не дали этого или того». Мине сто восьмидесятого калибра все равно, знаешь ты про ответственность и самостоятельность или нет. Если ты не готов к этому, ты труп. Если ты забыл окопаться, ты труп. Если ты куришь и демаскируешься, ты труп. Тут все хочет тебя убить. И если ты этого не понимаешь, ты труп — и эти знания тебе больше не пригодятся.

И в этот раз, бегая по позициям, я видел, что некоторые бойцы забивают на мой приказ и не копают окопы.

— Что помешало тебе выкопать окоп? — в очередной раз недоумевал я. — Ты ждешь, что тебе экскаватор подарят?

— Мне командир плохо объяснил, как копать окоп, — заикаясь ответил мне взрослый мужик, хлопая слезящимися глазами.

— Окоп, сука, для стрельбы стоя? Яму шестьдесят на шестьдесят и метр восемьдесят в глубину? Хули тут объяснять? — кричал я, не выдерживая тупости. — Зачем это делается? Если тебе при минометном обстреле прилетит в большой окоп, то ты «двести»! Миномет с первой мины никогда не попадает. У него ствол не нарезной. Танк может прилететь прямой наводкой, но миномет не прилетит. Это вторая, третья мина. И ты, когда слышишь, что к тебе подводятся, — ты хоп и запрыгнул в эту лунку. Вероятность того, что туда попадет мина, очень маленькая. Ты понял?

— Понял, командир.

— Ты домой хочешь попасть?

Я смотрел в упор в его бегающие грустные глаза.

— Жить, сука, хочешь?

— Хочу…

— Так копай! — орал я и шел дальше.

Я стал требовать с командиров групп ежедневный доклад о выкопанных окопах и проделанной работе по углублению позиций и минированию, потому что чисто по-человечески мне трудно было смотреть, как приносят