слушателя в состояние болезненной тишины и безвременья. Это действительно был отгороженный мир — планета, заселенная летающими собаками, говорящими рыбами и белыми свиньями, которые мечтали о том, как их заколют, потом побреют и подадут к столу. Классическое кэрролловское зазеркалье, «где вода смыкается с ярко-синим небом», настороженное самопогружение — с перерастающим в безумие неистовством.

Песни «Синдрома» все заметнее становились естественным продолжением образа жизни всей группы. Природа их поступков лежала в мрачноватом историческом прошлом родного Магадана — золотые прииски, колонии, зоны, тайга. Музыканты все чаще начинали доверяться стимуляторам, все чаще позволяли иррациональному брать верх над прагматичной созидательностью будней. Они динамили собственные выступления, отдавая предпочтение дурманящим травам чуйских степей. Их нервные прозрения, поиски путей к истине и к собственному богу часто приводили к необъяснимым вещам. Мистика. Очень много мистики вокруг. Они никогда не представляли, что может случиться с ними в следующую минуту.

...После того как в начале 1987 года Битюков очутился в больнице с расплывчатым диагнозом «нервный срыв», на роль лидера выдвигается Неустроев. К моменту «освобождения» Битюкова «Восточный синдром» представлял собой гремучую смесь противоречий, которые в итоге и явились фундаментом для постройки уникального здания «Студии-13».

Разногласия внутри «Синдрома» становились все сильней, причем источниками вкусовых баталий стали Неустроев и Битюков.

«Неустроев очень агрессивно вносил идеи, и я не всегда понимал, что он делает, — вспоминает Битюков. — Андрей писал песни, мелодии которых были похожи на все сразу. А слова были такие, что, видимо, он сам не мог понять, что именно сделал. Мы непрерывно ругались, и я постоянно искал компромиссы, чтобы спасти группу».

Действительно, в тот период у Неустроева песни рождались одна за другой — что называется, от бога. Андрей мог спонтанно заполнять целые тетрадки стихами, а когда приходил в нормальное состояние, рвал их или сжигал. И начинал писать новые.

...«Восточный синдром» впервые выступил на сцене в марте 1987 года на концерте, состоявшемся в рамках I магаданского рок-фестиваля. Казалось, ничто не предвещало тогда сенсации: непривычная для слуха медитативная психоделика, узорная вязь гитар, перемещавшаяся в пространстве перпендикулярно мелодии саксофона. Неустроев в роли фронтмена завораживал и гипнотизировал. Излучая сумасшедшую энергетику, он по-кошачьи передвигался по сцене, периодически отбивая сильные доли по бонгам, стоявшим рядом с вокальным микрофоном.

Во время одного из первых выездных концертов группу впервые увидел звукооператор из Анадыря Павел Подлипенко. «Ничего подобного я не встречал в советском роке ни до, ни после этого», — вспоминает он. Бывший барабанщик, ставший со временем главным звукооператором магаданского рока (альбомы групп «Миссия: Антициклон», «Конец, Света!», «Восточный синдром»), Подлипенко отличался прямотой в высказываниях и жесткими требованиями к сделанной работе. Его оценке можно было доверять с закрытыми глазами.

Павел оказался единственным человеком, которому удалось направить вспышки неуправляемой энергии «Синдрома» в конструктивное русло. Понимая, что все это надо как можно быстрее записать, он попросил музыкантов сделать демо-вариант всех песен. Примерно месяц понадобился Подлипенко, чтобы, сидя дома в Анадыре, прочувствовать особенности композиций и представить их звучание в «утрамбованном» виде. В июне он наконец-то добирается до Магадана, нагруженный горой микрофонов, шнуров и звукообработок. У Битюкова уехали в отпуск родители, и в освободившейся квартире буквально за четверо суток группой был записан альбом «Студия-13».

Музыканты вместе со звукорежиссером работали с утра до вечера, превратив двухкомнатную хрущевку в русское поле экспериментов. Боевые действия происходили в одной из комнат, где находилось два вокальных микрофона, мониторы и самодельные бонги, играя на которых Неустроев добавлял бирновской африканщины в холодноватые потоки синдромовских звукоизвлечений. На кухне расположился Паша Подлипенко — вместе с 16-канальным пультом и легендарным магнитофоном Akai 77.

«Подлипенко работал как одержимый и заставлял нас работать точно так же, — вспоминает Битюков. — Он часто слышал неточности, которые не слышал никто из нас. Если мы застревали на каком-нибудь месте, он выключал аппаратуру и отводил нас гулять и дышать свежим воздухом».

Вся группа писалась живьем на один-единственный магнитофон. Бас, гитары и ритм-бокс Yamaha 21 были воткнуты прямо в пульт. Саксофониста Володю Бовыкина приходилось запирать вместе с микрофоном в огромный деревянный шкаф. Никаких наложений, неудачные дубли переигрывались «до полной победы».

Вокалистом на половине песен был Неустроев («Излишества», «Ханжа», «Кельт», «Бобин Робин»), остальные исполнял Битюков («Отгороженный мир», «Город рыб», «Кукла», «Дыба»). В припевах им периодически подпевал Пономарев.

Выстраивая баланс на пульте, Подлипенко с помощью минимальных подручных средств смог добиться почти невозможного. С одной стороны, он понимал, что звучание ритм-бокса придает группе необходимый попсовый колорит. С другой — пытался создать летающий звук в духе ранних Pink Floyd, фиксируя присущие группе оттенки шизовости. Атональные фрагменты мелодий были разукрашены партиями двух гитар, дублировавших друг друга с определенным интервалом.

Когда работа над альбомом была завершена, Неустроев предложил назвать его «Студия-13» — в квартире под номером 13 происходила запись и в квартире с таким же номером жил в Анадыре Подлипенко.

«Я не стал спорить с названием, поскольку был напичкан лекарствами и чувствовал себя очень слабым, — вспоминает Битюков. — Я тогда очень устал и не хотел никому ничего доказывать. Я до сих пор не могу простить себе всех этих компромиссов».

Однако у Битюкова хватило настойчивости не включить в альбом еще две записанные во время этой сессии песни: «Саксофон» (в которой, вопреки названию, Бовыкин играл на кларнете) и неустроевскую «Не скандален, не коронован». Больше других бессмысленностью подобной цензуры возмущался Подлипенко. «Шакалы!» — в сердцах ругался он, искренне считая, что эти две композиции являлись органичным продолжением альбома — пусть на более попсовом, но вместе с тем на более высоком уровне.

...К тому моменту, как посланный по почте магнитный снаряд дошел до цели назначения в Ленинград и занял одно из первых мест в конкурсе магнитоальбомов, проводившемся журналом «Аврора», внутри группы произошли глобальные изменения. Вначале под предлогом борьбы с музыкальным анархизмом из «Синдрома» был удален Женя Валов и на бас-гитаре стал играть Юра Хотенко. Затем от группы был изолирован Андрей Неустроев.

Сознательно или подсознательно — Битюков воспринимал сотрудничество с Неустроевым как неизбежность и страшный сон. В неявной борьбе за сферы влияния победу одержал Битюков — Боливар не выдержал двоих. Теперь Битюков стал основным вокалистом и автором всех новых песен, среди которых встречались подлинные откровения: «Китай», «Танец» и 15-минутная психоделическая сюита «Лето».

Вместе с тем было бы наивно считать, что отряд не заметил потери бойца. Чтобы понять, что именно «Восточный синдром» потерял в связи с уходом Неустроева, достаточно сравнить «Студию-13» со следующим альбомом «С ключами на