но мисс Гвендолен не сочла нужным понять намек. Она подставила, не без изящества, к самому лицу Пир Карам-шаха свою мраморно-бледную узкую кисть руки, укоризненно сказав:

— Вы орангутанг, сэр! Общение с горными дамами-грязнухами вышибло из вас джентльмена. Сядьте!

Несколько растерявшийся вождь вождей поцеловал руку мисс и бухнулся снова в кресло.

— Приношу извинения, но мне некогда.

— Не знаю, почему вы нарушили указание и явились в Пешавер, — промурлыкала кошечкой мисс Гвендолен, осторожно коснувшись мизинцем уголка глаза. — Простите, у меня мигрень, но сейчас я не о мигрени, а о вашем приезде. В Лондоне это вызовет неудовольствие, сэр. Вы афишируете свои связи с бунгало, сэр! И вы отлично знаете это, сэр.

— Должен я, наконец, сам знать, что происходит? И что затеял Живой Бог? Мне донесли, что какая-то чертова невеста Живого Бога приехала или приезжает в Бадахшан в княжество Мастудж. Ее там ждут. Чего вы скажете?

— Простите, сэр, и из-за этого вы прискакали в Пешавер? Разве испортился прямой телеграфный провод из Дира?

Вождь вождей ничего не ответил. Мисс Гвендолен-экономка выговаривала тоном классной дамы:

— Рано или поздно нам не избежать открытой войны с господами большевиками. Но всему свое время. Вы делатель королей. А чем плох Живой Бог? Разве из него не получился бы царек Бадахшана? Богат. Авторитетен. Миллионы поклонников, раболепных, безропотных. И ведь Ага Хан не прочь воссесть на трон — разожглось в старике честолюбие. Еще немного — и его капиталы пошли бы в наше дело.

— Старый упрямец, дегенерат, — пробормотал Пир Карам-шах.

— Он прежде всего делец, коммерсант, банкир. И вкладывает деньги он лишь в дело, дающее прибыль.

Тихо прозвучали над самым ухом слова:

— Вы навсегда заперли нам двери Хасанабада.

Пир Карам-шах резко повернул голову и столкнулся со взглядом оловянных глаз мистера Эбенезера. Тот придвинулся еще ближе и заговорил:

— Вы запустили черную кошку под полу Алимхану. Ага Хан и так по традиции не переваривает бухарских эмиров за их священные войны в прошлом против исмаилитов, за то, что он — противник ортодоксального ислама — перехватил пост председателя Лиги мусульман. А история с рабыней Резван, которую вы купили или похитили в Бадахшане и швырнули в постель эмиру! Резван, оказывается, дочь одного бадахшанского князька, царя… как их там называют в горах, предназначавшего ее в дар Живому Богу. А история с Моникой! Попытка ее просватать за Ибрагимбека! Что же получилось в конце концов. Задет престиж духовного владыки всех исмаилитов. Ага Хан не поступится религиозными принципами. Посягнувшего на невесту Живого Бога ждет ужасная кара…

— Конфликт с Живым Богом поразительно не вовремя, — процедила мисс Гвендолен. — Бухарский центр мы не сбрасываем со счетов.

— Ставка этого эмира без эмирата Алимхана бита, — воскликнул Пир Карам-шах. — Вы преувеличиваете его роль, мисс. Пора ему на свалку истории.

И, проведя по лицу и бороде ладонями, он не без сарказма возгласил:

— Нет бога, кроме бога! Мы — мусульмане и верим в могущество ислама. Да возьмет Ибрагимбек в свою железную руку зульфикар — священный меч ислама!

— Я не мусульманский газий и даже вообще не мусульманка, — отпарировала Гвендолен-экономка. — Даже мусульманину невежливо перебивать леди. Это между прочим. Вы еще можете благочестиво — пророческими речениями — повергать в страх суеверных мусульман, окружать ореолом неумолимого рока свою личность, но только не… Ага Хана. А он, прошу покорно вас учесть, во всей нашей комбинации был и остается важной фигурой… если не самой важной, — совсем тихо добавила она.

Неясно, слышал ли последнюю фразу вождь вождей, но он ограничился нетерпеливым пожатием плеч.

Создалась странная ситуация: два таких крупных деятеля — Пир Карам-шах, вождь вождей, обладающий в Северо-Западных провинциях полномочиями и властью почти диктаторской, и мистер Эбенезер Гипп, имперский чиновник, облеченный едва ли не меньшей властью и прерогативами — выслушивают указания той, кому в лучшем случае надлежало бы потчевать их кофе с поджаренными на спиртовке в сливочном масле типичными английскими «тостами».

Но мисс Гвендолен-экономка даже не заметила, что в пылу спора вышла за рамки своей более чем скромной роли.

— В газете «Трибюн» изложена официозная точка зрения на суть вопроса, — чуть усмехнувшись, заметила она, и сразу слиняла нежная глазурь с ее щек и проступили кирпичные тона, как случалось всегда, когда очаровательная экономка превращалась в вершителя имперских дел. — Да, некий Притап Сингх в «Трибюн» пишет: «Воинствующий панисламизм изжил себя в практике великобританской азиатской политики. Всем понятно, что на основе учения корана не может существовать ни одно независимое государство. Мусульманские народы не терпят, когда их разоряют собственные тираны, пусть тоже мусульманские, прикрываясь авторитетом корана. Узы, которые раньше объединяли людей, прихожан одной мечети, обветшали и рассыпаются. Только первобытные дикари еще могут верить в коран. А большевики своими школами сделали чернь грамотной и подрезали в Бухаре, Самарканде, Коканде корни ислама». От себя в дополнение к Притапу Сингху добавлю: в международной политической игре эмир Алимхан еще сохранился как синтез ислама и монархии азиатского типа. В эмира Алимхана, в его халифскую миссию, еще верят многие. И, конечно, нам приходится пока считаться с эмиром под вывеской — Бухарский центр.

— Вот, оказывается, кто кроется под газетным псевдонимом Притап Сингх! — отвесил шутовски поклон Пир Карам-шах. — Мисс экономка подрывает устои тысячелетней религии.

— А кто мог заподозрить в фанатике Пир Карам-шахе господина полковника Лоуренса?.. Итак, мы полагаем, — и «мы» прозвучало так многозначительно, что лицо вождя вождей сделалось озабоченным, — полагаем — Алимхан не годен в качестве главы и руководителя. Истерические его лозунги и установки в консервативном панисламистском стиле отпугивают всю немусульманскую Индию, не говоря уже об исмаилитах. Нежелателен и ваш протеже Ибрагимбек — оголтелый фанатик и садист.

— Это ново!

— Придется искать решение, приемлемое в широком плане. Британия выступит освободительницей мусульман Туркестана от гнета большевиков. Опереться придется не на Алимхана и не на Ибрагимбека, а на умеренное крыло Бухарского центра и таких деятелей, как Усман Ходжа, Чокаев, Валидов с их туманными лозунгами «демократий» и «республик».

Пир Карам-шах вскочил:

— Потянуло гнильцой либерализма Артура Гендерсона и Макдональда! Захватили министерские портфели и суют нос в колониальную политику. Когда конь ломает ногу, и лягушка — жеребец! Это конец империи! Азиатам чужда самая мысль о республике. Азиаты привыкли сдирать с либералов кожу и сажать их на кол. Мы очищаем Туркестан от всяких там либералов, а вы, мисс, навязываете нам всякую шваль.

До сих пор под взглядом стальных глаз мисс Гвендолен-экономки вождь вождей держался скованно. Но вот он стряхнул гипнотические оковы и предстал перед собеседниками диким, свирепым.

— Никаких полумер! Алимхана