Шрифт:
Закладка:
— Вы так думаете?
«Дело даже не в спеси и самомнении. Он алчный человек. Колониальная жадность в нем задушила логику. Он — фашист. Он мнит себя в воображении „дуче“, азиатским „дуче“», — думала мисс Гвендолен. Глаза ее потемнели. Решалась судьба Пир Карам-шаха. А рука судьбы была тонкой, алебастровой белизны, нежной ручкой мисс Гвендолен-экономки.
Вообще сам Пир Карам-шах всегда не без интереса присматривался к мисс Гвендолен. Его тянуло притронуться к ее руке, ощутить нежность ее матовой кожи. Мнение о том, что он аскет и пурист, не разделяли те, кто знал его близко. В нем замечали влечение к истинно англосаксонскому типу красоты. Мисс Гвендолен представлялась ему томной леди со старинной картины, но не всегда. Сегодня мисс Гвендолен со своими тонкими поджатыми губами, с обозначившимися складочками на беломраморном лбу, с пустыми серо-голубыми глазами предстала перед ним «политиком в юбке». Такая мисс Гвендолен была неприятна Пир Карам-шаху.
Про его аскетизм ходили легенды — это он отказался взять в жены дочь вождя баракзаев, заявив, что дал обет безбрачия до окончания войны. А поскольку межплеменные войны в Северо-Западной Индии не прекращались, утвердилось мнение, что великий воин Пир Карам-шах отлучил себя от чувственных утех.
Наверное, даже в азарте мисс Гвендолен не следовало выходить из своей роли — приятной, женственной мисс, вынужденной по окончании пансиона поехать за тысячи миль от своей доброй Англии, чтобы создавать уют чиновникам британской короны, заброшенным в колонию с дурным климатом и повседневными опасностями. Оставалось допустить, что мисс Гвендолен оказалась в Пешавере отнюдь не поэтому. Иначе чем объяснить, что размеры жалования простой экономки казенного бунгало в Пешавере могли вызвать зависть даже стоящего на самой высокой ступеньке служебной иерархии клерка лондонского Сити.
Но все это не значило, что мисс Гвендолен можно было забывать, что она молодая девушка, да еще втайне питающая известные чувства к столь живописному и экзотически своеобразному мужчине, как вождь вождей Пир Карам-шах. Мисс Гвендолен допустила ошибку. Она позволила себе, чтобы сквозь личину очаровательной мисс проступил деятель, держащий в руках нити большой политики.
Не потому ли столь холодно вел себя Пир Карам-шах. Он оказался неуступчивым и самонадеянным.
ПОЛИТИКИ
Привычка к ничем не сдерживаемой власти обострила природную его спесь и убила в нем здравый смысл.
Произошли одно за другим три происшествия, которые взбудоражили размеренную, строгую жизнь пешаверского бунгало, являвшегося казенной квартирой Англо-Индийского департамента.
Первое — внезапно приехал, к немалому удивлению мистера Эбенезера, штабной генерал из Дакки. Второе — исчез секретнейший документ прямо с письменного стола в кабинете. Третье — с неофициальным визитом от эмира бухарского прибыл в Пешавер Сахиб Джелял.
Было от чего потерять голову. Но мистер Эбенезер голову не терял никогда, потому что слишком дорожил ею. Конечно, он шутил. Но тщеславный безмерно, он мнил себя чрезвычайно высокой персоной. Свою роль в Азии он явно переоценивал. Идеалом для него явился Уинстон Черчилль. Мистер Эбенезер находил в своей наружности нечто черчиллевское, бульдожье. Но если тяжелые черты и оскал зубов служили у Уинстона Черчилля отличием государственного деятеля, вершителя судеб империи, то своими опустившимися щечками, лошадиными зубами, суетливыми глазками мистер Эбенезер смахивал больше на коммивояжера захудалой торговой фирмы. Будучи человеком недалеким, он терпеть не мог в других людях глупость и несообразительность. Проще говоря, он считал всех дураками и лишь смутно подозревал, что многие придерживаются такого же мнения о его персоне. Но это ничуть его не смущало. Он даже считал, что так лучше. Роль простака его устраивала.
Но вот когда простаком, если не дураком, его почитает, оказывается, острый на слово и решительный на поступки Пир Карам-шах, это уже никуда не годится. Формально в служебной иерархии вождь вождей находился в подчиненном Англо-Индийскому департаменту положении. И поэтому мистер Эбенезер в обращении с ним старался всегда выставлять себя в лучшем свете. Ничего из этого, как правило, не получалось. Ужасно неприятно для самолюбия, когда подчиненный открыто тебе же преподает прописные истины. Как все тщеславные люди, мистер Эбенезер страшно боялся, что его тщеславие будет обнаружено.
Прежде всего Пир Карам-шах «выставил» его из кресла. — «Вышвырнул», — подумал мистер Эбенезер, — и как был в пышном, вобравшем в себя пыль дорог, пестром халате, перехваченном во многих местах портупеями с патронташами, так и развалился за письменным столом. Он «испепелил» мистера Эбенезера «змеиным взглядом» своих оловянных глаз, вполне в духе тривиальной мелодрамы.
Пир Карам-шах начал:
— Внесем ясность! Зачем понадобилось вытребовать из Дакки генерала?
— Телеграмму послала… она.
— Черт! Дела скверны, когда начинает командовать баба.
Разговор принял странный характер. С одной стороны, речь шла о весьма прозаических, чисто деловых вопросах, о цифровых выкладках, экономических данных, нефтяных запасах, золотых и прочих месторождениях Средней Азии. С другой — все эти вопросы облекались в фантастическую форму восточных сказок: тут имелась всяческая экзотика — шахские троны, междоусобицы племен, дворцовые интриги, визири и евнухи, переодетые дервишами короли и дервиши-нищие, восседающие на царских тронах. Говорилось о многом из того, что Англо-Индийским департаментом держалось в тайне. Английский налогоплательщик не понимает таких дел, да ему и не полагается их понимать.
Пир Карам-шах тут же дал бесцеремонно понять, что он не ставит мистера Эбенезера выше рядового британского обывателя и лишь вежливость заставляет разъяснять ему вопросы высокой политики.
— Так вот, достоуважаемый сэр, есть много аспектов событий, происходящих здесь, в самых недрах Азии. И один из этих аспектов — наши северные соседи. Они вопят, что Британия одела границы Индии в железо, превратила территорию Северо-Западных провинций в арену ненависти и вражды к России. Большевистская печать снова шумит о Лоуренсе. Он и квалифицированный специалист по восстаниям, и зловещая фигура, олицетворяющая провокацию, шпионаж, подкуп. Он, видите ли, и первопричина напряженной обстановки в Бадахшане.
Кто внимательно прислушался бы к словам Пир Карам-шаха, невольно обнаружил бы недовольные нотки в его голосе. Побарабанив пальцами по бювару, вождь вождей продолжал:
— В газетах Индии должно появиться опровержение большевистских выдумок.
Теряясь под инквизиторским взглядом светлых глаз, мистер Эбенезер сказал:
— Продиктуйте. Я застенографирую.
— Придумайте текст сами. Ваш бюрократический стиль сразит и Фому неверующего. Лучше даже не опровержение. А самую что ни на есть наивную информацию. Примерно: столь выдающаяся личность, как Лоуренс, герой Аравии, чего полезет в междоусобицы дикарских племен и станет таскать каштаны из огня для всяких ханов, эмиров. Побольше туману. Да еще не забудьте там о британском добродушии, миролюбии.
Он перебирал бумажки на столе.
— И если есть еще воинственные британцы, как