"Джойнтом". Особенно ожесточенное соперничество между богатыми немецкими евреями во главе с Шиффом и восходящими сионистами, которых представлял Луис Брандейс. Когда в 1916 году Вильсон назначил Брандейса членом Верховного суда, поползли слухи, что Шифф злонамеренно пытался торпедировать эту кандидатуру. Сплетни стали настолько громкими, что Шифф написал Брандейсу письмо, в котором отказался от какой-либо роли в противодействии его назначению.

Очаг противостояния между лагерями Шиффа и Брандейса возник из-за извечного вопроса о том, кто выступает от имени евреев Америки. На эту роль пытался претендовать Американский еврейский комитет, но война возобновила старые призывы, которые теперь отстаивали сионисты и социалисты, к созданию Американского еврейского конгресса, избираемого евреями страны. Эта идея привела Шиффа в ужас по той же причине, по которой он отшатнулся от сионизма, - казалось, она придавала достоверность обвинению "нации в нации", лежащему в ядовитом корне антисемитизма. "Проведение еврейского конгресса означает не что иное, как утвердительное решение, что мы в первую очередь евреи, а во вторую - американцы", - негодовал Шифф.

Когда стало ясно, что призывы к созданию Конгресса не удастся подавить, Шифф и его коллеги по Американскому еврейскому комитету нехотя приняли в нем участие, пытаясь оказать умеренное влияние. Вместо постоянного руководящего органа им удалось добиться того, что созданная организация имела ограниченный мандат на рассмотрение "еврейского вопроса в той мере, в какой он затрагивает наших братьев в воюющих странах".

Противодействие Шиффа сионизму и созданию Американского еврейского конгресса сделало его мишенью для непрекращающегося шквала критики со стороны еврейских активистов и газет. Особую сенсацию его враги сделали из его комментариев во время выступления в 1916 году, в котором он выступил против еврейского национализма и обвинил российских евреев в том, что они провоцируют гонения на себя, держась обособленно.

Чуть больше недели спустя, после нескольких дней нападок в идишской прессе, Шифф выступил перед своими недоброжелателями на седьмом ежегодном съезде Кехиллы. Его голос дрожал, и он сдерживал слезы, когда говорил. "Только подумайте, обвинить меня в таком преступлении", - сказал он. "Подумайте только! Меня, который двадцать пять лет в одиночку боролся с вторжением российского правительства на американские денежные рынки и до сих пор его сдерживаю. Подумайте! Кто, как не я, в прошлом был первым в агитации и настаивал перед президентом Соединенных Штатов - как некоторые из вас, должно быть, знают, - что наш договор с Россией должен быть аннулирован".

"Я ранен до глубины души, - заявил он наконец, - и впредь сионизм, национализм, движение Конгресса и еврейская политика, в какой бы форме они ни появлялись, будут для меня запечатанной книгой".

Одним из главных антагонистов Шиффа был Исаак Штраус, немецкий оперативник, прочно связавший себя с сионистами. Газета Штрауса American Jewish Chronicle часто бросала гранаты в Шиффа, одновременно резко критикуя работу Феликса Варбурга и "Джойнта". "Мы находим, что позиция людей типа г-на Шиффа лишена одной фундаментальной черты: эти люди совершенно не в курсе реальной жизни еврейского народа.... Тем не менее они упорно применяют свою собственную концепцию иудаизма к еврейству в целом", - гласила одна характерная колкость в журнале Штрауса.

Обличительные статьи Штрауса привели Шиффа и Варбурга в ярость, поскольку немецкое правительство фактически субсидировало клеветническую кампанию против них и через Штрауса разжигало рознь в тот самый момент, когда они стремились к еврейскому единству. Шифф сказал послу Бернсторфу, что он чувствует себя лично оскорбленным деятельностью Штрауса в Соединенных Штатах.

Феликс, тем временем, жаловался Максу: "Сионисты здесь вызвали наибольшее беспокойство", называя Штрауса "одним из главных лжецов и агитаторов". Он негодовал, что Штраус выпускает "газету ненависти" - предположительно, "Американскую еврейскую хронику" - "за немецкий счет".

Макс сообщил о беспокойстве Феликса своим правительственным знакомым. "Как вы видите, там произошла "дворцовая революция", которую я предвидел уже некоторое время, и я должен признать, что мы не совсем невиновны в этом развитии событий", - написал он Артуру Циммерману, прося министра иностранных дел проинструктировать Бернсторфа прекратить поддержку Штрауса. Тем не менее Штраус оставался на содержании Рейха - до тех пор, пока в 1918 году не был арестован военными следователями, обвинившими его в управлении бруклинской химической компанией, которая незаконно накапливала компоненты взрывчатых веществ, и в получении под ложным предлогом формулы противогазов, выдаваемых американским войскам. Заклейменный как "опасный вражеский иностранец", Штраус провел оставшуюся часть войны в лагере Оглторп в Джорджии вместе с другими подозреваемыми немецкими агентами, включая своего коллегу-пропагандиста Артура Мейеровица.

 

-

Пока Шифф и его окружение конфликтовали с сионистами, некогда далекие поля сражений европейской войны безошибочно приближались к Америке, и для администрации Вильсона сохранение нейтралитета становилось все более сложной задачей. В первые месяцы 1915 года Германия начала вести кампанию неограниченной подводной войны, бросая вызов господству Англии на морях и осваивая океанские глубины с помощью своего подводного флота.

Днем 7 мая 1915 года посол Бернсторф ехал на поезде из Вашингтона в Нью-Йорк, где он планировал посетить представление оперетты "Летучая мышь" в пользу Немецкого Красного Креста. Бернсторфа сопровождал Пауль Варбург. Во время остановки в Филадельфии посол купил экземпляр вечерней газеты. Ошеломленный, он прочитал Варбургу новость на первой полосе: ранее в тот же день немецкая подводная лодка торпедировала "Лузитанию", сестринский корабль "Мавритании" и жемчужину флота Cunard Line.

Британский пароход, на борту которого находилось около двух тысяч пассажиров и членов экипажа, завершал недельный рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль, когда U-boat атаковала его в одиннадцати милях от южного побережья Ирландии, в той части Атлантики, где немцы объявили открытый сезон для военных и торговых судов. Океан поглотил 787-футовое судно менее чем за двадцать минут.

Это не может быть правдой, протестовал Варбург. Но когда они с Бернсторфом высадились в Нью-Йорке, их ждал Якоб Шифф. Он был так встревожен новостями, что поспешил на вокзал, чтобы встретить их поезд.

Нападение, в результате которого среди двенадцати сотен погибших было 124 гражданина США, оказало глубокое психологическое воздействие на американскую общественность. "Инцидент с "Лузитанией" впервые показал Соединенным Штатам ужасы войны и убедил весь их народ в том, что им было нанесено вопиющее оскорбление", - вспоминал Бернсторфф в своих мемуарах.

Потопление "Лузитании" потрясло Шиффа, ознаменовав начало его разочарования в Германии. На следующий день после этого, когда тела погибших все еще вытаскивали на берег в ирландском морском порту Квинстаун (позднее Кобх), Шифф без предупреждения посетил офис J.P. Morgan & Co. Это была суббота, когда благочестивого банкира обычно можно было найти на скамьях храма Эману-Эль, читающего свои шаббатные молитвы, но новость настолько потрясла его, что он