себе мачо-подростков, отрицающих, что монстры вызывают у них отвращение, и утверждающих, что их это забавляет. Я озабочен не реальными отношениями произведений арт-хоррора с аудиторией, а нормативным отношением, той реакцией, которую зрители должны испытывать на произведение арт-хоррора. Я считаю, что мы можем понять это, предположив, что произведение арт-хоррора имеет, так сказать, встроенный в него набор инструкций о том, как зрители должны на него реагировать. Эти инструкции проявляются, например, в реакции положительных, человеческих персонажей на монстров в хоррор-фантастике. Мы узнаем о том, что должно быть предметом художественного ужаса, в значительной степени из самого вымысла; более того, сами критерии того, что должно быть предметом художественного ужаса, можно найти в вымысле в описании или исполнении реакций человеческих персонажей. Произведения ужаса, то есть, в значительной степени учат нас тому, как следует реагировать на них. Поиск этих подсказок или инструкций - дело эмпирическое, а не упражнение в субъективном прогнозировании.

Даже если мне удастся избежать обвинения в проекции, все равно можно утверждать, что понятие нечистоты, используемое в моем определении арт-хоррора, слишком расплывчато. Если произведение ужасов не приписывает монстру "нечистоту" в явном виде, как мы можем быть уверены, что монстр считается нечистым в тексте? Понятие нечистоты слишком расплывчато, чтобы быть полезным.

Но, возможно, я смогу снять некоторые из этих тревог по поводу неясности, сказав кое-что о видах объектов, которые стандартно порождают или вызывают реакции нечистоты. Это, кроме того, позволит мне расширить мою теорию арт-хоррора от области определения до области объяснения, от анализа применения концепции арт-хоррора до анализа его причинности.

В своем классическом исследовании "Чистота и опасность" Мэри Дуглас соотносит реакцию нечистоты с нарушением схем культурной категоризации. Например, в своей интерпретации мерзостей в Левите она выдвигает гипотезу, что причина, по которой ползающие морские существа, такие как омары, считаются нечистыми, заключается в том, что ползание было отличительной чертой земных существ, а не морских обитателей. Иными словами, омар - это своего рода ошибка в категории и, следовательно, нечистота. Аналогично, все крылатые насекомые с четырьмя ногами отвратительны, потому что, хотя четыре ноги - признак сухопутных животных, эти существа летают, то есть обитают в воздухе.

По мнению Дугласа, нечистота - это схема. Фекалии, в той мере, в какой они неоднозначно трактуются с точки зрения таких категориальных оппозиций, как я/не я, внутри/снаружи, живой/мертвый, служат готовыми кандидатами на отвращение как нечистые, равно как и плевки, кровь, слезы, пот, обрезки волос, рвота, обрезки ногтей, куски плоти и так далее. Дуглас отмечает, что среди людей, называемых леле, избегают белок-летяг, поскольку их нельзя однозначно отнести ни к птицам, ни к животным.

Кроме того, объекты могут вызывать категорические сомнения, будучи неполными представителями своего класса, например, гниющие и распадающиеся вещи, а также будучи бесформенными, например, грязь.

Вслед за Дугласом я предположил, что объект или существо нечисты, если они категорически интерстициальны, категорически противоречивы, неполны или бесформенны. Эти характеристики, как представляется, образуют подходящую группу как заметные способы, с помощью которых категоризация может быть проблематизирована. Этот список не может быть исчерпывающим, равно как и не очевидно, что его термины являются взаимоисключающими. Но он, безусловно, полезен для анализа монстров жанра ужасов. Ведь это существа или создания, специализирующиеся на бесформенности, незавершенности, категориальной интерстициальности и категориальной противоречивости. Пусть краткая инвентаризация пока подведет нас к этому вопросу.

Многие монстры жанра ужасов являются интерстициальными и/или противоречивыми, будучи одновременно живыми и мертвыми: призраки, зомби, вампиры, мумии, монстр Франкенштейна, странник Мельмот и так далее. Близкими родственниками этих монстров являются чудовищные сущности, объединяющие одушевленное и неодушевленное: дома с привидениями, обладающие собственной злой волей, роботы и автомобиль в кинговской "Кристине". Также многие монстры смешивают разные виды: оборотни, человекоподобные насекомые, человекоподобные рептилии и обитатели острова доктора Моро.

Или рассмотрим смешение видов в этих описаниях монстра в "Данвичском ужасе" Лавкрафта: "Больше амбара... весь из извивающихся веревок... корпус в форме куриного яйца больше всего, с дюжиной ног, как у свиных голов, которые затыкаются, когда они наступают... ничего твердого в нем нет - все как желе, и сделано из отдельных извивающихся веревок, прижатых друг к другу...огромные выпуклые глаза по всему периметру... десять или двадцать маутов или стволов, торчащих по бокам, больших, как печные трубы, и толкающихся, то открывающихся, то закрывающихся... все с голубыми или фиолетовыми кольцами... и Бог в небесах - это лицо на вершине!...." И: "О, о, Боже мой, это лицо, это лицо сверху... это лицо с красными глазами и всклокоченными волосами альбиноса, без подбородка, как у Уэйтли..... Это было что-то вроде осьминога, многоножки, паука, а сверху было человеческое лицо в форме хаффа, похожее на лицо Волшебника Уэйтли, только оно было ярдов на пятьдесят".

Существо из классического фильма Говарда Хоукса "Нечто" - это разумная двуногая морковка-кровопийца. Вот это уже интермедия. Действительно, частое обращение к монстрам с помощью местоимений "Оно" и "Они" говорит о том, что эти существа не поддаются классификации в соответствии с нашими привычными категориями.36 Более того, в пользу такой интерпретации говорит и то, как часто о монстрах в ужасах говорят, что они неописуемы или немыслимы. Вспомните наши предыдущие примеры из Стивенсона и Лавкрафта или названия фильмов вроде "Крадущийся неизвестный"; иногда творение Франкенштейна называют "монстром без имени". Опять же, смысл в том, что эти монстры не вписываются ни в концептуальную схему персонажей, ни, что более важно, в концепцию читателя.

Ужасные монстры часто представляют собой смешение того, что обычно различается. Одержимые демонами персонажи обычно представляют собой наложение двух категорически разных личностей - одержимого и одержателя, причем последний обычно является демоном, который, в свою очередь, часто представляет собой категорически трансгрессивную фигуру (например, козлобога). Самое известное чудовище Стивенсона - это два человека, Джекил и Хайд, причем Хайд описывается как обладающий симианским аспектом, из-за которого он кажется не совсем человеком. Оборотни смешивают человека и волка, а меняющие форму существа других видов соединяют людей с другими видами. Монстр в романе Кинга "Оно" - это некое категорически противоречивое существо, вознесенное к высшим силам. Ведь оно - монстр, который может превратиться в любого другого монстра, причем эти другие монстры уже категорически трансгрессивны. И, конечно, некоторые монстры, такие как скорпион, достаточно большой, чтобы съесть Мехико, являются увеличением существ и ползучих тварей, уже признанных в культуре нечистыми и интерстициальными.

Категорическая неполнота также является стандартной чертой монстров ужасов: призраки и зомби часто бывают без глаз, рук, ног или кожи, либо находятся в состоянии распада. Кроме того, оторванные части тела - это тоже