Содержимое этого коллективного бессознательного передается нам через мифы, сказки, рассказы и древние религиозные обычаи. Они являются плодом сильных эмоций – радости, страха, тревоги, любви, – которые испытывали первые люди перед могуществом природы и тайной жизни и смерти.

С самого детства Юнг видел сны, в которых иногда появлялись мифологические символы, многим позже он узнает, что это были религиозные представления Древнего мира. Став врачом, он наблюдал такой же феномен у некоторых пациентов и опубликовал исследование случая, когда у человека с шизофренией были видения, похожие на древнее религиозное изображение (труба на солнце, из которой дует ветер), описанное в не опубликованном на тот момент письменном источнике. Коллективная психика – центральная тема его первой большой работы, «Либидо, его метаморфозы и символы» (1912), которая лишь ускорила его разрыв с Фрейдом. Это длинный комментарий к удивительному клиническому случаю молодой американки мисс Миллер, изложенному в статье, которая была опубликована в 1906 году психиатром Теодором Флурнуа. Юнга заинтриговали множественные отсылки к мифологии во снах и фантазиях этой пациентки, к тому же в этот момент он читал «Человеческое, слишком человеческое» Ницше, и одна мысль вдохновила его особенно сильно: «Во сне и мечте мы снова переделываем задачу предыдущего человечества». Он понял эту идею следующим образом: «Так же, как наши тела хранят во множестве органов остатки древних функций и прежних состояний, так и наш разум ‹…› всегда несет в себе отметки произошедшей эволюции и повторяет далекое прошлое как минимум во снах и фантазиях» [12]. Анализируя богатое содержание универсальных символов снов и стихов мисс Миллер, Юнг убеждается, что эта пациентка, как и многие другие, которых признали безумными, была поглощена своим коллективным бессознательным, о всеобщем мифологическом характере которого она и не подозревала. Это и было причиной, по которой Юнг сочтет необходимым научиться сдерживать и расшифровывать расслабление филогенетических слоев бессознательного, неважно, является оно спонтанным или спровоцированным активным воображением. Другими словами, не высвобождение в психике универсальных символов (которые Юнг впоследствии назовет «архетипами») является проблемой, а отношение субъекта, который должен будет научиться внедрять это содержание в свое личное видение мира под угрозой невроза или даже психоза. Но однажды включенный в сознание, этот коллективный материал участвует в развитии существа, которое благодаря ему достигнет большей полноты.

Самость

В «Психологических типах» (1921) в перерисованной Юнгом географии человеческой души появляется четвертый элемент психики: самость.

«Но “Я”, будучи лишь центром сознательного поля, не смешивается с психикой во всей ее полноте; это только один комплекс среди многих других. Таким образом, есть причина различать “Я” и самость, потому что “Я” является лишь субъектом сознания, тогда как самость – субъект целого, включая бессознательное. В этом смысле самость станет (идеальной) величиной, которая вмещает в себя “Я”. Она легко сможет предстать в воображении бессознательного в качестве великой, идеальной личности, немного похожей на Фауста Гёте или Заратустру Ницше» [13].

Термин «самость», заимствованный из индуистской философии Упанишад, представляет центр совокупности души (сознание, личное бессознательное и коллективное бессознательное), так же как «Я» является центром сознания. Также самость является главным проводником, гидом. Юнг все же осторожно относится к заимствованию концепта из индуистской метафизики:

«Индия является “допсихологической”, то есть говоря о самости, она устанавливает ее существование. Психология же этого не делает. ‹…› Она сохраняет за собой бедность, сокровище незнания о самости. Мы точно знаем феноменологию самости, сингулярную и парадоксальную, но мы осведомлены о том, что наши средства познания незнакомого объекта ограничены и что мы испытываем их через психические структуры, не зная, адекватны ли они природе объекта, который необходимо познать» [14].

Я вернусь более подробно к этой концепции в рассказе о принципе индивидуации, краеугольным камнем которого она является.

Диалог между сознанием и бессознательным

Юнг замечает, что сознание и бессознательное редко совпадают в содержимом и направлениях. На самом деле бессознательное ведет себя по отношению к сознанию компенсаторным или взаимодополняемым образом. Юнг также констатирует, что у современного человека разрыв между сознанием и бессознательным становится все заметнее и ведет к неврозам и психозам. В то время как первый человек был, без сомнения, подчинен бессознательному и сознанию группы, человек современный, в какой-то степени, впал в другую крайность. «Этот уверенный, целенаправленный характер сознания – невероятно значимое приобретение, которым человечество овладело ценой великих жертв и которое, со своей стороны, оказало ему величайшую услугу. Без него наука, техника и цивилизация были бы невозможны, так как все они требуют устойчивости, регулярности, ориентации на цель психического процесса» [15], – пишет Юнг. Но он добавляет, что это преимущество представляет также огромное неудобство, исключая все психические элементы, которые могут повлиять на выбранное направление: «Наша сегодняшняя цивилизованная жизнь требует сознательной деятельности, сконцентрированной и направленной, создающей риск полного разрыва с бессознательным. Чем сильнее мы пытаемся отстраниться от бессознательного при помощи сконцентрированного функционирования, тем больше шансов создать контрпозицию, которая, взорвавшись, может принести губительные последствия» [16].

Для того чтобы уменьшить пропасть между сознанием и бессознательным, Юнг не прекращает задаваться вопросом, как можно построить диалог между двумя сторонами. Мы прежде видели, что этот диалог мог быть плодом активной деятельности, позволяющей раскрыть трансцендентность функции. Это сближение – сердце диалектики «Я» и бессознательного, и Юнг разрабатывает интроспективный метод, направленный на приостановку сознательного суждения, чтобы помочь проявлению бессознательного содержания психики. Этот метод он применит к самому себе во время противостояния своему бессознательному и в ходе работы над «Красной книгой», но также изучит и некоторых своих пациентов, чтобы помочь им развить собственный процесс индивидуации. Однако он предупреждает об опасностях, которые этот метод может представлять, и предлагает наблюдение психотерапевта. Так как, еще раз, необходимо, чтобы сознательное «Я» не было подавлено мощью бессознательного под угрозой диссоциации психики, самым пагубным проявлением которой является шизофрения и которую Юнг определяет как «“понижение психического уровня”, характеризующееся, с одной стороны, снятием нормального торможения, выполняемого психикой, а с другой, тем самым, запуском свободной игры доминант бессознательного» [17]. Для большинства людей, таким образом, аналитическое лечение будет лучшей основой для извлечения того содержимого, которое скрывает бессознательное, и включения его в сознательную часть психики.

Аналитическое лечение, перенос и тень

С 1912–1913 годов Юнг включил в работу терапевтический метод, немного отличающийся от того, который предложил Фрейд и который был назван «аналитической психологией», чтобы отделить его от психоанализа. Вместо того чтобы положить пациента на кушетку, он предпочитает «глаза в глаза», лицом к лицу встретиться с пациентом. Психотерапевт при этом не должен быть простым слушателем или занимать более высокую позицию «знающего», но обязан сравнивать свою точку зрения с точкой зрения пациента и не должен скрывать свои аффекты. Интерпретация снов, оставаясь ценным инструментом диалога между сознанием и бессознательным, не использует больше метод свободных ассоциаций, предложенный Фрейдом, который, по мнению Юнга, слишком отдаляет интерпретацию от изначального материала сна. Речь идет скорее о сопоставлении картин, предложенных сном, и извлечении их с помощью диалога между врачом и пациентом, значимой и осмысленной интерпретации, без какой-либо предопределенной схемы. Юнг часто настаивает на том, что психотерапевту необходимо адаптироваться к каждому человеку, и это также предполагает большую гибкость морального суждения. «Мы знаем лишь поверхность вещей и тот аспект, в котором они нам показываются; это должно сделать нас более смиренными. Часто бывало, что я хотел убрать тенденцию, по моему мнению, совершенно губительную для больного, а после замечал, что в более глубоком смысле он имел полное право следовать ей» [18].

Самый важный элемент терапии – перенос: «Центральный вопрос, главная проблема медицинской психологии – это проблема переноса. В ней Фрейд и я полностью согласны» [19]. Фрейд фактически дал понять, что содержание бессознательного в первую очередь проецируется на людей. Проекция на родителей очень распространена и является причиной, по которой пациент часто бессознательно воспроизводит ее со своим психотерапевтом. Таким образом пациент реализует перенос на врача: он представляет для больного