Например, если у человека доминирующая интуиция, ее нужно отобразить наверху вертикальной оси, а ощущение – внизу этой оси. После необходимо поместить мышление и чувство друг напротив друга на горизонтальной оси. Две функции, помещенные на горизонтальную ось – не доминирующие, но и не низшие, – обычно служат главной функции «Я».

Ассоциируя эти четыре функции с двумя ранее упомянутыми тенденциями (экстраверсия/интроверсия), мы подходим к достаточно сложной типологии личности. Тип «мыслительно-экстравертный», прототипом которого был Чарльз Дарвин, относится к открытым умам, интересующимся всем вокруг, собирающим факты и приводящим их в порядок. Напротив, тип «мыслительно-интровертный», хорошим примером которого является Иммануил Кант, скорее молчалив и направляет свою рефлексию к самопознанию или к формулировке идей. Тип «чувствующе-экстравертный», как, например, Мэрилин Монро, очень социален, везде чувствует себя к месту, щедрый, но может казаться ветреным или непостоянным, в то время как тип «чувствующе-интровертный» – Винсент Ван Гог – более глубок, обращен скорее к наблюдению собственных эмоций и душевных состояний, но хуже адаптируется и склонен замыкаться в себе. Тип «ощущающе-экстравертный» – идеальный гедонист, Казанова, умеющий наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях, тогда как тип «ощущающе-интровертный» более ориентирован на осязание, чем на объект: это случай множества музыкантов, таких как Шуберт или Шопен. Тип «интуитивно-экстравертный» – визионер, постоянно ищущий что-то новое, как самые великие создатели этого мира, в то время как тип «интуитивно-интровертный» также визионер, но более мистический, мечтательный, фантазер, как многие из художников и поэтов – например, Поль Верлен или Уильям Блейк.

Юнг предупреждает, что психологические типы не должны становиться ограничивающими ярлыками или заковывать людей в жестко фиксированные категории, но могут быть важным инструментом для самопознания и лучшего понимания сложностей, с которыми мы сталкиваемся в попытке понять других. Понимание, что наш партнер относится, например, к мыслительно-интровертному типу, а мы сами – к типу «чувствующий экстраверт», поможет скорее принять недопонимания и различия в отношении к рутине, без осуждения или враждебности.

Эта модель оказала сильное влияние на графологию и теории управления благодаря типологии Майерс-Бриггс и соционической концепции – теории, разработанной в 1970–1980-х годах, опирающейся на разные аспекты информации с разными психологическими типами. Кроме того, эта модель позволяла понять, как Юнг и предвидел относительно расхождений между Фрейдом и Адлером, что «любое суждение о человеке ограничено его личным типом и что каждая точка зрения относительна» [7].

Эта удивительная истина открылась мне во время изучения философии: каждый размышляет исходя из своей чувствительности, из своего особенного типа психики. Не случайно радостные оптимисты, как Монтень или Спиноза, развили философию радости, а личности страдающие и пессимистичные, как Шопенгауэр или Чоран, имели мрачный взгляд на жизнь. Именно поэтому философия никогда не сможет быть объективной наукой, в отличие от математики или физики. Несмотря на универсальный характер разума, в который я верю полностью и который остается основным инструментом философской деятельности, субъективность философа почти всегда влияет на его видение мира и аргументацию.

Собственное бессознательное: между прошлым и будущим

Даже не используя этот конкретный термин, Спиноза, без сомнения, был первым мыслителем, который подчеркнул, что бóльшая часть наших действий – продукт нашего бессознательного, так как мы не понимаем истинных причин, ставших мотивом действий. Шопенгауэр подхватит эту мысль, но именно у Каруса и фон Гартмана мы впервые найдем концепцию бессознательного, которая будет развита и обогащена Фрейдом в конце XIX и начале XX века. Совсем недавнее открытие этой бессознательной психики позволяет рассмотреть взаимоотношение Эго и сознания, которое до этого было непоколебимым. Оставаясь в центре личности, Эго больше не считается всем сознанием, но становится частью, зависящей от бессознательного. Юнг объясняет, что слово, которое охватывает такую бездонную психическую реальность, может нести только отрицательное значение, Кант назвал это явление «ноуменами», «вещами в себе», которые являются «исключительно негативными ограниченными концептами» [8].

Мы уже увидели, что Юнг отказался от фрейдистского взгляда на содержание личного бессознательного: для него оно больше чем сосуд для травматичных воспоминаний и подавленных желаний сознательного Эго, это также источник творчества и вдохновения. Иногда бессознательное освещает пути, на которые мы можем ступить, или вещи, в поисках которых мы находимся, через сны, оговорки, возвращение к спрятанным воспоминаниям и т. д. Юнг приводит пример криптомнезии у писателя. В попытках написать текст автор замечает пришедшую к нему идею. Он думает, что она принадлежит только ему, в то время как его бессознательное работает над тем, чтобы поднять воспоминание об однажды прочитанной книге или истории на поверхность сознания, воспоминание, которое было позабыто и которое помогло ему с идеей, необходимой для дальнейшей интриги в его работе. В большинстве случаев автор не связывает эту идею с тем, что читал давно, а вот другие люди, прочитав его книгу, подумают, что он заимствовал определенные вещи или вдохновился ими намеренно, когда на самом деле речь идет о возрождении спрятанного воспоминания.

Юнг приводит пример криптомнезии в «Заратустре» Ницше, где философ описывает почти слово в слово один инцидент из корабельного журнала, датированного 1686 годом. Юнг прочитал отчет об этом происшествии в работе, опубликованной в 1835-м, – Ницше напишет свою книгу лишь полвека спустя. Он связался с сестрой философа, которая подтвердила, что они читали эту работу еще детьми, когда Ницше было примерно 11 лет. То же самое может произойти и с музыкантом, напевающим мелодию, не помня, что он слышал ее в популярной или народной песне, будучи ребенком, или с поваром, который уверен, что создал новый рецепт, хотя в детстве он видел, как по этому рецепту готовила его бабушка: идея или образ переходят из бессознательного в сознание… потому что нам это нужно.

Юнг подчеркивает еще один важный пункт:

«Тем же образом, как содержание сознания нашей души может испариться в бессознательном, может возникнуть и новое содержание, никогда не присутствовавшее в нашем сознании. ‹…› Открытие, что бессознательное не простое хранилище нашего прошлого, но и источник ростков психических ситуаций и идей будущего, определило новизну моего собственного отношения к психологии» [9].

Юнг также справедливо напоминает, что множество интеллектуальных, научных или художественных открытий также появились благодаря неожиданной помощи бессознательного, как знаменитый сон Декарта, который явил ему в одно мгновение порядок наук, или сон писателя Роберта Льюиса Стивенсона, который принес сюжет его известного романа «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Абсолютно новые идеи, которые общество назовет «гениальными», даны нашим бессознательным. Юнг доходит даже до того, что утверждает, основываясь на богатом личном опыте и наблюдениях, что наше бессознательное может знать, по крайней мере отчасти, о событиях, которые еще не произошли: «У нас есть все основания полагать, что только то, что мы называем “сознанием”, заперто во времени и пространстве, в то время как оставшаяся часть души ‹…› находится в относительно безвременном и беспространственном положении» [10]. По этой причине личное бессознательное может знать о событиях из нашего будущего и помещать их в сознание, например в виде вещих снов. У Юнга их было множество, как о его личной жизни, так и об общественных событиях – например, те, которые предупредили его о Первой мировой войне (их я упоминал ранее). Это также объясняет, как некоторые люди, «ясновидящие», одаренные определенными возможностями, которые позволяют им связать собственное бессознательное с бессознательным других людей, могут предсказать некоторые события.

Коллективное бессознательное

Второе большое открытие Юнга о психике, которое, без сомнения, больше всего повлияло на его известность, заключается в том, что у каждого в бессознательном есть безличная, то есть коллективная часть. Если сознание и личное бессознательное строятся на протяжении всей жизни, то коллективное бессознательное передается по наследству. Когда мы рождаемся, наш мозг не девственно чист, он содержит следы историй миллионов поколений людей, которые предшествовали нам.

«Осознание огромной степени, в которой души людей отличаются одна от другой, было одним из величайших потрясений в моей жизни, – пишет Юнг. – Но, несмотря на наше индивидуальное сознание, оно увековечено навсегда в колыбели коллективного бессознательного, сравнимого с морем, по которому, словно лодка, плывет сознание личности. Именно поэтому ничего или почти ничего в первозданном психическом