Еще одна точка несогласия насчет бессознательного: в то время как Фрейд воспринимает его как пещеру, где во тьме скрываются все наши подавленные желания, Юнг думает скорее о чердаке, сквозь который просачивается мягкий свет нашего стремления к божественному. Как мы увидим позже, вопрос смысла духовности представляется Юнгу фундаментальным антропологическим измерением, но для Фрейда он видится неврозом или иллюзией: «Каждый раз, когда выражение духовного появляется в человеке или в произведении искусства, он подозревает и вмешивает туда “подавленную сексуальность”» [8], – вспоминал Юнг. Отказываясь видеть только темное в человеке и его бессознательном, он посвятит значительную часть своих работ его светлой части в поисках духовной реализации. Как говорил Паскаль: «Опасно слишком часто напоминать человеку, как он похож на животных, не подчеркивая его величие. Настолько же опасно подчеркивать его величие, не обращая внимания на его подлость. И еще опаснее позволить ему не замечать ни то ни другое. Но дать ему увидеть обе эти стороны очень полезно» [9].

Они также расходятся во мнениях по вопросу, который волновал психиатрическое общество в то время: паранормальные феномены (медиумы, полтергейсты, ясновидение, гадание, телепатия, предсказание и т. д.). Мы уже наблюдали интерес, который Юнг всегда проявлял к необъяснимым феноменам, и это уязвляло рационализм Фрейда. Последний регулярно предостерегает своего юного коллегу от этого увлечения, которое кажется ему бессмысленным и опасным для его репутации:

«Я знаю, что вы позволяете себе углубляться в изучение оккультизма, и я не сомневаюсь, что вы вернетесь с богатым грузом из этого путешествия. Вы ничего не можете поделать, и каждый имеет право подчиниться цепочке своих влечений. Ваша известность, полученная с помощью ваших работ о деменции, долгое время сможет противостоять обвинениям в “мистике”. Но не оставайтесь в плену этих богатых тропических колоний; вам необходимо править дома» [10].

Юнг старается убедить своего старшего товарища, что необходимо интересоваться и паранормальными феноменами, чтобы понять их психическую основу и расширить знания о реальности в целом. Во время их диалога в Вене, в марте 1909 года, Фрейд вновь с яростью оспаривал любую вероятность феноменов парапсихологии, особенно ясновидения и предсказания, а Юнг не осмеливался напрямую противоречить ему, потому что чувствовал огромное напряжение своего собеседника. Именно в этот момент из книжного шкафа рядом с ними слышится громкий скрип.

– Это и называется каталитическим феноменом экстернализации, – утверждает Юнг, видя синхронную реакцию во внутреннем состоянии и этом внешнем событии.

– Это полная ерунда! – отвечает Фрейд.

– Это не так! – продолжает спорить Юнг. – Вы ошибаетесь, профессор. И чтобы доказать, что я прав, я заранее говорю вам, что этот же скрип прозвучит снова.

И правда, говорит Юнг, «…едва я произнес эти слова, такой же скрип снова раздался из шкафа. Я до сегодняшнего дня не понимаю, откуда взялась эта уверенность. Но я точно знал, что скрип снова раздастся. Вместо ответа Фрейд только посмотрел на меня, пораженный» [11]. Фрейд подробно вернется к этому инциденту спустя несколько недель, в письме Юнгу пытаясь найти рациональное объяснение. Он утверждает, что готов по-прежнему слушать об исследованиях Юнга даже в парапсихологии, и уточняет: «Мой интерес заключается в том, что есть соблазнительная иллюзия, которую мы не можем разделить».

Что поразило меня больше всего при чтении этого длинного письма, так это то, как сильно Фрейда оскорбило отношение Юнга, спорящего с ним по вопросу, который он считал невероятно важным, и пытающегося пошатнуть его уверенность, этим подрывая его авторитет: «Интересно, – пишет он, – что тем же вечером, когда я нарек вас своим старшим сыном, когда помазал на царство, назначил принцем-наследником – in partibus infidelium[5], – именно тогда вы сдернули с меня одеяние моего достоинства, и это обнажение доставило вам такую же радость, как мне – возможность одеть вас» [12]. Все было сказано здесь: Юнг никогда не отказывался от своего критического духа и не переставал защищать свои идеи перед Фрейдом, а Фрейд никогда не допускал, чтобы тот, кого он видел своим преемником, смел подвергнуть его авторитет и его взгляды сомнению. О разрыве было объявлено. Он случится весной 1914 года.

В августе 1913-го, во время XVII Международного медицинского конгресса в Лондоне, Юнг отходит от психоанализа и представляет свой психотерапевтический подход, который он называет «аналитической психологией». 20 апреля 1914 года, после того как он был переизбран с небольшим перевесом в сентябре 1913-го без утверждения ближайших учеников Фрейда, Юнг покидает пост президента Международной ассоциации психоанализа. 10 июля Цюрихское психоаналитическое сообщество последовало его примеру и вышло из Ассоциации из-за того, что Фрейд «навязывает ортодоксальность, которая сдерживает свободу и независимость исследований». Фрейд предлагает Юнгу закончить их личные взаимоотношения. После начинается Первая мировая война (1914–1918). Они никогда больше не встретятся и не обменяются письмами.

Большинство историков фрейдистского психоанализа видят в Юнге отрекшегося ученика Фрейда, своего рода еретика психоаналитического движения. Реальность сложнее. Как мы видели, Юнг уже развил свои идеи и теории перед встречей с Фрейдом. Он уже получил признание в мире психиатрии, и именно поэтому Фрейд заинтересовался им и захотел сделать своим преемником, чтобы придать более интернациональное измерение психоанализу.

Также у них была крепкая личная связь, но с оттенком патернализма, который льстил Юнгу до тех пор, пока не начал его душить, что и объясняет горечь, которая двигала обоими после разрыва. Даже если, как мы увидели, Юнг в конце жизни отдал должное Фрейду и признал важнейший вклад, который он внес в научное мышление и психологию в целом, он никогда не переставал замечать: «Я не являюсь ни в коей мере прямым преемником Фрейда. Я всегда расширял мою научную позицию и теорию комплексов еще до встречи с Фрейдом. Мастера, которые повлияли на меня в первую очередь, – это Блейер, Пьер Жане и Теодор Флурнуа» [13].

4

Погружаясь в бессознательное

Дезориентация

«После разрыва с Фрейдом для меня началось время внутренней неуверенности, более того, дезориентации [1], – пишет Юнг в автобиографии. – ‹…› Я чувствовал себя дрейфующим в пустоте, словно подвешенным, потому что свою позицию я еще не нашел». Юнг испытал облегчение от того, что ему не нужно больше иметь дела с психологическими теориями, и более того – с позитивистской философией, которой он не придерживался. Тем не менее он обнаружил себя в глубоком профессиональном одиночестве. Поддержав Фрейда и став ключевой фигурой в психоаналитическом сообществе, он повернулся спиной к миру психиатрии. Порвав с Фрейдом, он потерял дружбу и поддержку психоаналитического движения и оказался в изоляции, несмотря на то, что не прекращал дружеские и профессиональные контакты с цюрихским отделением психоаналитического движения и некоторыми «свободными электронами», такими как, например, женевский психолог Теодор Флурнуа.

Оставшись наедине с самим собой, он погрузится в депрессию, которая продлится несколько лет. Не интересуясь более преподаванием психиатрии (у него не получится прочитать ни единого научного труда на эту тему), он покидает свой пост в Университете Цюриха 20 апреля 1914 года, чтобы заняться «той единственной задачей, которой является мой опыт столкновения с бессознательным» [2]. Теперь он полностью погружается в собственную жизнь, личные исследования и частную практику. Мы видели, что с самого детства Юнг отмечал в себе две личности. Первая – сознательное Эго: рациональная, логичная, экстравертная и открытая реализации в обществе. Вторая – бессознательное: иррациональная, поэтичная, интровертная и созерцательная. С позднего подросткового возраста Юнг решил отдать главную роль своей личности номер один, и именно так он построил замечательную карьеру, семью, социальные связи. Но когда приблизился к середине жизни (в 1913-м Юнгу 38 лет), он ощутил насущную потребность опять дать слово своему бессознательному, позволить личности номер два, давно подавленной, снова ожить, отправиться на поиски своего личного мифа. В этот момент для него начинается то, что после он назовет «процессом индивидуации», результатом плодотворного диалога между сознательным и бессознательным, который, как он убежден, происходит у многих людей, подобных ему, в этом кризисе среднего возраста, когда мы ставим под вопрос глубинный смысл своего существования.

Этот