он потерял голову, тогда уж он бы… Но Эзра не успевает додумать мысль и тоже стонет, когда Кейнан делает то, о чём он просил, и двигается резче, и Эзра вздрагивает, закрывает глаза, шире открывает рот и вцепляется пальцами Кейнану в запястье, чувствуя, как он растягивает и заполняет его собой. А Кейнан, всё ещё осторожный, хочет спросить, всё ли хорошо, но задыхается, когда Эзра сам резко подаётся к нему, насаживаясь на его член до упора. И Кейнан ничего не спрашивает, потому что этому парню явно всё нормально. А ещё потому, что не может ничего, кроме как сбивчиво повторять его имя, сжимать ладонями его бёдра, целовать его в плечи и спину, чувствовать его горячие пальцы на своих запястьях и как он судорожно вцепляется в них сильнее, как поскрёбывает их короткими ногтями, забирая в себя его член целиком, и как дрожит на нём, а потом стонет, выпуская из себя, и одними губами просит ещё. Кейнан обхватывает его одной рукой и прижимает к себе, и трахает так, как он хочет, как они оба хотят, и Эзра сдавленно вскрикивает, и на мгновение Кейнан замирает, прислушиваясь к нему, но только на мгновение, потому что чувствует его жар, и то, как Эзра тут же нетерпеливо двигается. И Кейнан сильнее сжимает ладонью его бедро, а Эзра — его запястье, Кейнан больше не думает об осторожности и не останавливается, двигаясь быстро и сильно, а Эзра уже не закрывает рта, судорожно хватая воздух, и только иногда облизывает губы и прикусывает их, стараясь не кричать громче, а когда не выдерживает — слышит, как Кейнан горячо шепчет ему на ухо, тоже задыхаясь: «тише». И это «тише» будет сниться Эзре до конца жизни, даже если больше никогда этого всего не будет, но чёрта с два не будет, Кейнан, пожалуйста, не останавливайся, и завтра, пожалуйста, продолжи, и потом, и до конца дней. И Кейнан держит его крепко и бережно, и целует коротко и жадно, не в силах оторваться от него больше, чем на секунду, и думает в ответ: да, Эзра, да. Я не отпущу тебя.

Сабина включила какие-то развесёлые новогодние песни, и время от времени из кают-компании доносился её хохот, и Зеб басил что-то, перекрикивая музыку. Чоппер стремительно промчался по коридору в грузовой отсек и обратно, из врождённой вредности проскрежетав на ходу манипулятором по двери каюты. Кейнан, еле дыша, лёг на бок, прижал Эзру к себе и поцеловал в затылок. Эзра обхватил его руки и обнял ими себя крепче.

— Эзра… — прошептал Кейнан.

— Кейнан… — выдохнул Эзра.

— Я люблю тебя, — сказал Кейнан и снова поцеловал его волосы.

Эзра улыбнулся и ответил:

— Я знаю, Кейнан. Давно.

Кейнан тихо рассмеялся, а Эзра повернулся в его руках, обнял за шею и сказал:

— Ты всё-таки подарил мне на Новый год то, чего я больше всего хотел.

Кейнан хмыкнул и потянулся его поцеловать, но Эзра чуть отстранился.

— Это потому, что ты не нашёл шлем, да? — проникновенно спросил он. — И не хотел разрешать кота, да? Признайся Кейнан, ты трахнул меня от безысходности и потому, что не мог совсем оставить без подарка, но кот — это уже слишком?

— Эзра, угомонись, — сквозь смех взмолился Кейнан.

— Нет-нет, я всё понимаю, — в том же духе продолжил Эзра, упиваясь тем, что Кейнан временно бессилен находить остроумные ответы. — И я, знаешь, я согласен, если это единственный путь. Если я должен выбирать между котом, шлемом и сексом с тобой… Просто признай.

— Нет, — упрямился Кейнан.

— Что же тебя сломало? — с наигранным изумлением спросил Эзра.

Кейнан всё-таки притянул его обратно и поцеловал, снова так же нежно и осторожно, и Эзра таял от этой нежности ещё сильнее, чем раньше, вспоминая, каким он может быть, каким он был несколько минут назад, как крепко держал его, и как трахал, забыв обо всём на свете, не сдерживаясь, нетерпеливо и жадно, дав волю своему желанию, и как Эзра, сам забыв обо всём, чувствовал только, что Кейнан делает его своим, и хотел только чувствовать это ещё сильнее. Кейнан бы, конечно, так не сказал — что за собственничество. Но Эзра готов был простить ему слабость лицемерия. Я же знаю, Кейнан, думал он. Я же знаю, что ты чувствовал то же самое. Знаю, как ты дрожал, когда слышал мой голос и то, как я просил тебя, и как прижимал меня так сильно, что у меня сбивалось дыхание. Потому что ты знаешь, что этого я и хочу. А я знаю, что ты никогда не сделаешь того, что мне не понравится. Ты говоришь мне это сейчас, когда целуешь так нежно и держишь так осторожно, и я знаю, и всегда знал. Я верю тебе.

— Я люблю тебя, — шёпотом повторяет Кейнан, и Эзра снова слышит в его голосе эту беспомощность, видит её в его затуманенном взгляде, и тоже нежно гладит его по щеке, и Кейнан закрывает глаза и трётся о его ладонь, а Эзра шепчет в ответ: — Я люблю тебя, — и ему не нужно больше объяснений. Кому они вообще нужны? Но Кейнан тихо говорит, не открывая глаз: — Я пытался решать за нас обоих. И боялся своих решений. Но всё меняется, и, может, мне наконец пора перестать делать и то, и другое.

Эзра улыбается и снова целует его, а потом говорит:

— А ещё ты больше не мог, да?

— А я ещё я больше не мог, — покорно соглашается Кейнан, и не представляет, как сможет отпустить Эзру сейчас, как сможет оторваться от его губ, от его кожи, от его волос, от его шёпота, перестать прижимать его к себе и целовать, как сможет хоть на секунду выпустить его из рук теперь, когда наконец он здесь, когда всё, о чём он может думать, это как снова почувствует Эзру так сильно и снова услышит, как он вскрикивает, увидит, как он кусает губы, и почувствует, как он вздрагивает, становясь ещё горячее и сжимая его сильнее, и расслабляется, обессиленный и задыхающийся.

— Надеюсь, мне не придётся ждать следующего Нового года, чтоб тебя опять осенило или ты опять потерял силу воли, — говорит Эзра.

— Нет, — с чувством отвечает Кейнан и утыкается лбом ему в плечо. — Нееееет.

Эзра торжествующе улыбается и гладит его по растрёпанным волосам.

— Эй, джедаи, — крикнула Сабина из-за двери. — Скоро полночь, Гера зовёт всех.

— Идём, — крикнул в ответ Эзра.

— Наконец-то! — поприветствовала их Гера, когда они спускались с трапа.