— Для меня это просто камень, — пожала плечами Гера, — но ты, наверное, почувствуешь что-то.

Кейнан кивнул и тихо ответил:

— Я чувствую.

Гера положила ладонь ему на запястье и мягко сказала:

— Я знаю, ты не живёшь прошлым, ты говорил это сам и научил этому меня. Ну, насколько смог, учитель из тебя так себе.

Кейнан хмыкнул и положил свободную ладонь поверх ладони Геры, не отрывая взгляда от камня.

— Но это не для того, чтобы привязывать тебя к прошлому, — продолжила Гера. — Просто я подумала, что для тебя всё равно это имеет значение.

— Имеет, — тихо ответил Кейнан.

Он зажал камень в кулаке и закрыл глаза на несколько секунд, глубоко вздохнул, разжал ладонь и снова посмотрел на камень. Гера сильнее сжала его запястье.

— Всё меняется, — сказала она. — Это ты тоже всегда говоришь. Но то, что мы любим, остаётся с нами, пока нам дорого, и его значимость не уменьшается, просто тоже изменяется. Сама суть может меняться. Ты знаешь это лучше меня.

Кейнан наконец поднял глаза на Геру, и она снова улыбнулась.

— Может быть, иногда ты всё-таки держишься за прошлое, за что-то, суть чего уже давно изменила своё значение, и отказываешься от будущего, потому что всё ещё веришь в прошлое?

Кейнан посмотрел на неё растерянно, отметив про себя, что растерянность — чувство, в котором он пребывал дольше всего все последние сутки.

— А потом сидишь тут, — заговорщицким шёпотом сказала Гера, — куришь свою тайную сигарету и думаешь о том, что тебе делать.

Кейнан смущённо улыбнулся, и Гера посмотрела на него с нежностью.

— Я не знаю, что тебе делать, Кейнан. Но, возможно, твоё прошлое уже не может диктовать твоему настоящему. И не должно заставлять тебя бояться того, что ещё даже не произошло — ты сам ведь всегда говоришь это, опять же. И оно точно не должно решать за кого-то другого, что ему лучше, а что нет. Нет, это важно, и сложно, и ты должен думать об этом. Но не позволяй своему прошлому решать за вас.

Несколько секунд Кейнан молчал, не зная, что ответить, смущённый, растерянный и тронутый. А потом сказал:

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?

— Знаю, — ответила Гера, улыбаясь. — Я тебя тоже, милый.

Кейнан потянул её к себе и обнял, и она обняла его в ответ.

— Ты очень палишься, — ласково прошептала она ему в ухо, и он хмыкнул.

— Знаю, — тоже прошептал он и добавил: — Спасибо. За подарок. И за всё.

— Вот так надо дарить подарки, — назидательно ответила Гера, и Кейнан рассмеялся и прижал её к себе крепче.

На следующий день творился полный кавардак.

Кейнан с Зебом были посланы за праздничной едой и угрохали на это полдня, потому что Гера не собиралась жертвовать праздничным ужином в угоду простоте добычи ингредиентов для него. Чоппер, Сабина и Эзра помогали самой Гере с её грандиозным и таинственным планом украшения Призрака. Чоппер носился по кораблю, целиком обмотанный гирляндами, мишурой и прочей ерундой, как маленький злой жужжащий механический новогодний монстр. Эзра с Сабиной без конца что-то крутили, подключали, настраивали, причём Гера наотрез отказывалась выдавать им общий план, так что они просто делали строго то, что она велела, не представляя, зачем — что временами изрядно затрудняло их работу.

Уже ближе к вечеру, когда почти всё было сделано и даже Кейнан с Зебом вернулись, измотанные поисками мейлуранов, и послушно крошили что-то на кухне по указке Геры, весь праздник оказался на грани срыва.

— Чоппер! — орала Гера. — Я дала тебе список, дурында ты! Список!!! Ну как ты мог забыть? Это же базовые вещи, без этого ничего не выйдет!

— Вуп-вуп-вуп-вуп-вуп! — виновато частил Чоппер.

— Не мог ты забыть? Ну тогда где они?

— Вуп-уп-уп-вуп!

— Давай ищи, да. А если забыл — достань где хочешь.

Кейнан, прислушивавшийся к происходившему, тихонько сказал:

— Ладно, снимаю свои претензии. Наше сегодняшнее задание, пожалуй, лучшее из возможных. Не хотел бы я быть на месте Чопа. Кстати, а что он у тебя попросил?

— Ногу, — ответил Зеб.

— И как ты провалил это задание? — поинтересовался Кейнан.

— А я не провалил, — гордо ответил Зеб.

— Нет?

— Нет. Я просто пошёл и купил ему новую ногу. Уже отдал. Он как увидел меня вчера со свёртком, как заорёт. Вцепился в меня, ударил током, отобрал ногу и уехал с визгом.

— Ты, знаешь, отваливаешься от коллектива, — укорил его Кейнан. — Мы с Эзрой и Сабиной провалили, ты не мог нас поддержать?

— А ты-то чего? — спросил Зеб.

— Ну, я весь день сегодня высматривал штурмовиков, чтоб снять с какого-нибудь шлем для Эзры, — вздохнул Кейнан. — И вот, поди ж ты, именно сегодня — ни одного.

— Я думал, он попросит оставить лот-кота, — сказал Зеб.

— Какого лот-кота? — с подозрением спросил Кейнан.

— Ну который живёт у нас в каюте уже месяц, — беззаботно ответил Зеб.

Кейнан выронил нож, схватил на лету за лезвие, с шипением отдёрнул руку и засунул палец в рот.

— В шмышле — шивёт?! — спросил он.

Зеб смутился.

— Я думал, ты видел, он шмыгает всё время туда-сюда.

Кейнан вынул палец изо рта и осмотрел его: порез почти не кровил. Он поднял нож, вытер его о полотенце и проворчал:

— Видел. Я думал, это разный кот. Не один и тот же. Он месяц живёт у вас в каюте?!

— Ну да, — всё ещё смущённо подтвердил Зеб. — Эзра сначала ему на улице мисочку ставил, а потом поставил у нас. Он бегает туда-сюда, гуляет, а жрать и спать приходит к нам. Кот, не Эзра.

— Да не, ну на Эзру тоже похоже, — заметил Кейнан. — А Гера знает?

— Чтоб Гера и чего-то не знала про свой корабль.

— Ясно, — вздохнул Кейнан. — Опять один я не в курсе, что мой падаван завёл себе своего падавана.

— Вы ещё не закончили? — грозно спросила Гера, появляясь в дверях.

— Почти, — торопливо ответили они хором и принялись молча и ожесточённо строгать дальше.

Гера удовлетворённо кивнула и снова заорала:

— ЧОППЕР!

Чоппер с грохотом выбрался откуда-то из недр корабля и протянул Гере какие-то железки.

— Нашёл, — ласково сказала Гера. — Молодец.

— Вуп, — гордо ответил Чоппер.

Новогодний вечер выдался ещё лучше предыдущего. Днём небо наполовину затянуло, а к вечеру снова распогодилось, и только там, где садилось солнце, ещё текли длинные золотисто-розовые облака, а над другим горизонтом уже загорались звёзды. Воздух был свежим после нежаркого дня, и ночные цветы — крохотные сиреневые бутоны, рассыпавшиеся по длинным стеблям — распускались на закате и пахли жимолостью, смешиваясь с запахами сухой