Шрифт:
Закладка:
Как ни крути, а без министра налогов и сборов не обойтись, без господина Су Шуня нужду за пояс не заткнёшь. Подарками любимых не порадуешь. И богдыхан, ясноликий Сын Неба, окружал своего преданного мудрого дашэня лаской и почётом, множил его привилегии и даровал свободу действий — лишь бы казна не пустовала. И мудрый министр добывал деньги.
Верный и мудрый Су Шунь малое увеличивал, а большое делал ещё большим: служил Сянь Фэну так, как служат себе самому.
Богдыхан, умевший читать мысли — об этом упоминали все, кто с ним общался — нередко говорил, что если его братьям, принцам крови, старшему Дун Цин Вану и младшему любимому И Цину придётся спорить с хитрым человеком, то он предложил бы им в советники себя или дашэня Су Шуня, которому он доверял всецело.
Император ценил ум и прозорливость министра налогов, питал к нему привязанность и безоглядно пользовался его преданностью.
Умных людей много, а преданных единицы. Мало, очень мало царедворцев способно думать сперва о троне, затем о себе.
Господин Су Шунь имел право входить в покои богдыхана в любое время суток, однако ни разу этим правом не злоупотребил.
Он был один из тех редких людей, которые видят с завязанными глазами, слышат, заткнув уши, и обладают лютой хваткой, держа руки за спиной.
У него было чутьё гончего пса и ярость тигра.
Всё, что он делал, он делал чуть-чуть лучше других.
Богдыхан считал, что более подходящего министра налогов в правительстве и быть не может, и лучшего уполномоченного для переговоров с соседями тоже.
Су Шунь так не считал, но соглашался.
Он видел себя императором.
Поэтому он и бросил на Игнатьева один из тех взглядов, которые лучше всяких слов дают понять любому наглецу, что жить ему отныне будет страшно.
— Итак, — воскликнул он своим слащаво-злобным тоном, — теперь наш скрытный русский господин не станет оспаривать своего намерения унизить Сына Неба, императора Сянь Фэна?
— Мне трудно уловить смысл вашего упрёка, — как можно вежливее произнёс Игнатьев. — О чём вы говорите?
— О вашем нежелании исполнить церемониал коленопреклонения.
— Если император Сянь Фэн отверг Айгунский договор, причём здесь церемониал? Я отказываюсь от аудиенции.
— А богдыхан был столь любезен, что позволил вам въехать в Пекин со своей вооружённой свитой, — с ехидной укоризной в голосе развернул веер Су Шунь. — Вам надо ему поклониться. Открыться.
Не прятать лицо в тень…
— Вы ошибаетесь почтенный, — понизил голос Николай, чувствуя, что атмосфера в комнате переговоров начинает накаляться. — Я не прячу лицо в тень, но сразу объявил цель своего приезда. Во-первых, мне поручено передать китайскому правительству Тяньцзиньский договор для его утверждения и обмена ратификационными грамотами, во-вторых, предложить для рассмотрения и утверждения Айгунский трактат, касающийся наших приграничных областей, и, в-третьих, со мною прибыли военные специалисты, готовые хоть завтра начать инструктировать ваших офицеров.
Татаринов переводил быстро и чётко.
— Это уловка и не больше, — обвинил его в хитрости Су Шунь. — Если мы отказались от вашего оружия, значит, нам и ваши люди не нужны. — Он демонстративно стал обмахиваться веером, точно отгонял назойливую муху. — Чушь и вздор!
— Идея предложить российское оружие Китаю принадлежит не мне, а графу Путятину, который имел честь беседовать с вами в прошлом году.
— Забудьте об этом, — отмахнулся веером Су Шунь.
— Рад бы, но десять тысяч винтовок и более полусотни тяжёлых орудий новейшего образца, отлитых на лучших заводах России, уже приготовлены для передачи Китаю, Я не знаю, по чьей воле арсенальные обозы застряли на границе.
— Если я скажу, что по моей, вас это успокоит?
— Вполне, — резко ответил Игнатьев. — Баба с возу — кобыле легче.
Это можно не переводить, — подсказал он драгоману.
— Но меня возмущает то, что вы намеренно выставляете меня чуть ли не самозванцем и мошенником в глазах Верховного Совета. Не я составлял Тяньцзиньский договор, не я подписывал Айгунский. Почему же вам, господин Су Шунь взбрело в голову видеть во мне не друга, а врага китайского народа? Разве я имел в виду унизить богдыхана? Нет и тысячу раз нет, — с этими словами он достал карманные часы и посмотрел на циферблат. Говорили они битый час и всё безрезультатно. — Лучшим подтверждением моих чистосердечных намерений является и то, что я отказался от аудиенции богдыхана, прекрасно сознавая, насколько он загружен государственными делами в эти тревожные дни, когда мятежники на юге готовы захватить Шанхай, а французы и англичане пытаются навязать Китаю свою волю. И что толку занимать внимание императора своей скромной персоной, когда Айгунский трактат…
— Забудьте о нём! — перебил его Су Шунь и тотчас добавил, что человеку без статуса полномочного представителя России не подобает затрагивать вопросы дипломатического свойства. — Вы не посланник, вы начальник кучки офицеров, и будет лучше, если вы покинете Китай!
Игнатьев спрятал часы и с деланной покорностью обратился к Су Шуню.
— Если дело обстоит так, что вам нужны необходимые бумаги, подтверждающие моё право вести переговоры от имени Русского царя, я предоставлю их довольно скоро, но, быть может, нам есть смысл начать переговоры заранее? И прошу вас, не теряйте самообладания. — Покидать Китай он не желал.
— А мы и не теряем, — сложил веер министр налогов. — Как вам известно, я не потерплю, чтобы кто-либо из правительства снизошёл до разговора с вами, тем более по столь щепетильному и важному делу, как урезание карты Китая. Мало того, я потребую установить за вами негласный надзор и, если это будет нужно, взять под стражу, как провокатора и шантажиста! — Его голос сорвался на крик, и он снова раскрыл веер. — Справедливость моих требований очевидна: ваша назойливость пугает.
— Смените тон, он слишком груб и неприличен. Вы можете просить меня отсрочить утверждение Тяньцзиньского договора, с этим я согласен, но я протестую против той формы, в которую ваша просьба облачена.
— В самом деле, — робко заикнулся кто-то из помощников Су Шуня — господин Игнатьев действует не от себя и в связи с этим…
— Замолчите, — прошипел Су Шунь. — Я даже слышать не хочу о его
