На улицах сильно стемнело. Ноги Ксюши отстёгивались от усталости, комбинезон обсох пятнами крови, внутри шлема воняло дымом – фильтры давно вышли из строя, и Ксюша сдёрнула его прочь, чтобы хоть немного отдышаться в прохладном ночном воздухе. Тут же к ней с низким жужжанием подлетел четырёхмоторный дрон.

– Пошёл на хер! – бросила Ксюша в него оплавленным аккумулятором. Дрон покружился над ней, просканировал, и взмыл обратно к проблесковым маячкам чёрной Башни.

Ксюша ни за что бы не доплелась сегодня до Нели, и Перуница разряжена. Она сама, как севшая батарейка, протащилась сквозь шлюз, ввалилась в аккумуляторную и запихнула поясные элементы в энергоячейки. Руки дрожали, её до сих пор колотило после засады на тракте, боя со Скорбью, и себялюбивого порожняка Клока…

В её прежнем доме косые блики ламп скользили по белому пластику аккумуляторной. На потолке, под тёмными колпаками, бесшумно поворачивалась камеры видеонаблюдения. Ксюша выставила средний палец и показала его Кощею – без разницы видел он этот жест, или нет.

Закончив, она побрела к себе в спальню. В апартаментах Ксюша собиралась принять душ и сразу завалиться спать. Если проснётся рано утром, то успеет сходить в тайный дом к лычке, и рассказать ей о захвате Башни Карги, и убийстве её прежнего крышака. Пусть Нели порадуется – вот, что они вместе завоевали, вот, что они вместе заработали её опытом, вот за что Нели вместе с ней рисковала. Она должна радоваться, ведь отплатила всем, кто унижал её на Каланче и выгнал из банды.

На одном из этажей продуктовый склад стоял нараспашку. Ксюша остановилась и оценила взглядом незапертый дверной проём. Обычно двери продуктовых складов закрывались тотчас же, как только через них проходил человек.

Ксюша с тихим шуршанием комбинезона подкралась к проёму. В нижнюю направляющую двери воткнута сплющенная упаковка из-под вишнёвого сока. Внутри складского помещения горел яркий свет. Бесконечные ряды контейнеров и хронобоксов уходили дальше, вглубь склада: белые тубусы с сухом молоком, сахар в вакуумных канистрах, порошковое пюре и прокалённые каши в пузатых контейнерах, на всём – ровным светом горит синий светодиод: само время законсервировано внутри.

Ксюша вошла внутрь склада, внимательно прошагала вдоль стеллажей, пока не заметила между рядов красные огоньки распечатанных хронобоксов. Она побрела на огоньки, как на красный сигнал, и вдруг увидела: с одной из нижних полок свисает худощавая рука с тонким запястьем. Ксюша подобралась поближе к руке и присела возле неё на корточки. В глуби стеллажа уснула девочка, лет четырнадцати – рыжая-рыжая! Ярко-медные волосы подстрижены ниже ушей, сама она – тощая и конопатая, но одета в летнее платье Ксюши, да ещё с золотыми рубиновыми серёжками в ушах!

– Ах ты шмонь… – тихо выругалась Ксюша и подтолкнула чужую руку. Девчонка вздрогнула и открыла глаза – серые, как уличный бетон; она неловко закопошилась на полке и случайно раздавила под собой недопитую коробочку сока. На Ксюшино платье выплеснулось пятно.

– Подъём, залётная! – пихнула Ксюша стеллаж. Девочка, ещё ничего не понимая спросонья, улыбнулась Ксюше во всё веснушчатое лицо.

– Ой, здрасте! А ты, наверное, Ксюша, да?

Девочка завозилась на полке, стараясь вышкоблиться из стеллажа, но так, чтобы случайно не уронить стоящие рядом продукты.

– Дай руку, пожалуйста! – вытянулась вперёд тонкая кисть с растопыренной пятернёй. Ксюша выпрямилась и даже не подумала помогать рыжей соплячке. Та без всякого смущения прекрасно выкарабкалась в проход сама. Гибкая и худая, она оказалась на голову ниже Ксюши.

– Покемарила я тут! – потянулась Рыжая и сладко зевнула. Когда румяный рот схлопнулся, она проморгалась и смешливо улыбнулась Ксюше. – Тут столько еды!

– И чё? Эт не твоя хавка, чтоб крысятничать, – сверлила её нелюбящим взглядом Ксюша.

– Меня Лизой зовут! – выставила Рыжая липкую пятерню для знакомства.

– Краба-то убери. Щас с каждой соской блатоваться... Ты чё моё хрючево тыришь?

– А? – вытаращилась Лиза, не понимая ни слова.

Ксюша подцепила её двумя пальцами за платье на груди, и как пушинку подтянула к себе. Глаза Рыжей забегали.

– Ой, ничего я не крала! Мне, вообще-то, разрешили брать тут, что захочется!

– Разрешили те? Кто разрешил? – секла её злобным прищуром Ксюша. – А это тебе кто крысятничать разрешил? – дёрнула она за платье. – А это, кто цапками мацать разрешил? – щёлкнула она по серёжке. – Ну-ка, соска, колись, у кого шмандовала?

– Я… да ты чего… – затряслась девочка и покраснела вся пуще прежнего. – Ты что, обиделась? Я думала ты сердиться не будешь, думала мы с тобой дружить будем!..

– Ты чё мне блатная с тобой кентоваться? Сняла серьги, шмоха!

Лиза, побелев, начала ковыряться в мочке уха, чтобы вытащить ей рубиновую серёжку. Ксюша не вытерпела, и сама принялась вытаскивать из другого уха вторую.

– Ай, мне больно! – выдернулась из-под её рук Лиза.

– Не дрыгайся, соска, не то ушару порву! – сцапала Ксюша её за плечо.

– Мне больно! – повторила Лиза, чуть ли не плача, но Ксюша вытащила у неё из ушей обе свои серёжки и спрятала их у себя в кулаке. Хотелось врезать Рыжей этим самым кулаком под дых, и Лиза поняла это, и вся сжалась, так что с полок у неё за спиной посыпались упаковки. Ксюша только из-за усталости не отмутузила воровайку.

– Живи, босявка, – плюнула она мимо Лизы.

– Злыдня ты! – пропищала Лиза.

– Чё?! – дёрнулась Ксюша всем телом и занесла кулак. Та вжала рыжую голову в плечи и накрылась руками.

– Ещё тока залапай мои шмотки, вафлёрка, я те сопли с зубами смешаю!

– Извини меня! – вскрикнула Лиза, вскочила, и в слезах побежала прочь от неё. Ксюша хотела её схватить, но так и осталась стоять с занесённым кулаком у стеллажа. Где-то на выходе с шипением закрылась дверь. Ксюша разжала ладонь и поглядела на свои рубиновые серёжки. Ведь она даже толком надеть их не сможет… Дужки помялись, и Ксюша бережно начала их разгибать.

– Злыдня? Сучка рыжая!.. У кого подрезать надыбалась... – бормотала она и ненароком вскинула взгляд от серёжек на стеклянную банку на полке перед собой. Вытянутое кривое лицо уставилось прямо на Ксюшу: чёрные патлы прилипли ко лбу, мелкие злые глазки алчно блестят. Это ещё кто такой? Как это он