class="p1">Потрясение было столь велико, что скорбное, как у могилы какого-нибудь академика живописи, молчание продолжилось даже после триумфального ухода Риты. К Лойко частично возвратилось зрение, хотя из красных беспомощных глаз еще текли слезы.

— Не плачь, Петя, — утешал друга Покамистов. — Коньяк уже не вернешь. Можно, конечно, по чарке выпить прямо из унитаза, но это ведь не выход, а, ребята? Ну что, скинемся еще раз? Возьмем дешевой водки или шмурдяка.

Скинулись. И напились. Причем вдрызг…

Я представил умытого коньяком Лойко и не удержался, коротко всхохотнул. Покамистов, который направлялся ко мне с чашечкой кофе, удивленно поднял вверх огненно-рыжие брови:

— Чему смеешься, а?

— Воспоминанию. Но не собственному, а чужому.

— Это еще как понимать? Эд, ты не температуришь? Ты что, живешь чужими воспоминаниями?

Я отпил глоток вкуснейшего кофе и похвалил:

— Вам бы, Платон Платонович, кофейню содержать где-нибудь в Стамбуле. Постарались прямо-таки, как для султана. А воспоминание и вправду чужое — от Модеста Павловича. Однажды он мне рассказал, как вас облили коньяком. Особенно тогда пострадал скульптор Лойко…

— А-а-а… — протянул Покамистов и оглушительно, как в бочку, засмеялся. — Было дело. Как же, было… Петька был трезвый, как стеклышко, а окосел капитально…

— Он, кстати, жив?

— В Америку уехал. Ателье свое открыл, надгробные памятники делает.

— Остался бы тут — заказал бы ему надгробие на могилу дяде.

— Петя постарался бы от души. И копья бы с тебя не взял. Разве что за гранит или мрамор.

— Платон Платонович, кто, по-вашему, мог убить дядю? — без всяких китайских церемоний спросил я.

— Как? Ты считаешь, что он ушел из жизни…не по собственной воле? — мгновенно отреагировал он, но я обостренным чутьем понял, что мой похожий на выстрел вопрос вовсе не поверг его в смятение.

— Конечно. И у меня для этого достаточно веские основания.

— Какие именно, Эд? — Покамистов еле притронулся губами к своей чашечке кофе и настороженно посмотрел на меня — как на человека, от которого ждешь подвоха.

— Стоит ли сейчас об этом? — замялся я и мысленно укорил себя — сам же затеваешь этот разговор и сам же от него бежишь. — Простите, Платон Платонович, я, видимо, неправ, но дело в том, что я сам еще до конца не разобрался в этих…

— Перипетиях? — подсказал он.

— Вот-вот…

— Не знаю, Эд. Ты меня своими догадками повергаешь в уныние. Когда я узнал, что случилось с Модестом, это, честное слово, меня ошеломило. А теперь, когда ты заявляешь, что его убили, я вообще потрясен. В голове просто не укладывается.

И опять я почему-то не поверил Покамистову. Наверное, сработала интуиция. Не всегда, правда, следует ей доверяться — бывали в жизни моменты, когда она подводила Эда Хомайко.

— Как считаете, Платон Платонович, а не вышла ли дяде боком его честность и неподкупность, как эксперта? Мне известно, что он в этом качестве нравился далеко не всем.

— Рабочие моменты, Эд. Всякие трения… У кого их не бывает? Так что, вешаться по каждому поводу? Или, прости, выбрасываться с балкона? Но…Но если ты думаешь, что самоубийства не было, то… вряд ли это, ну, что Модеста…убили, связано с работой. Скорее — шерше ля фам. Ищите женщину! Ведь дядя твой по этой части был не промах. У него в любовницах сплошь и рядом ходили замужние дамы. Правда, каких-либо громких скандалов из-за этого не припоминаю. Однако…

Покамистов, не забыв отхлебнуть кофе, развел руками, как бы утверждая — от неприятностей не застрахован никто.

— И кто же числился в последнее время в пассиях у Модеста Павловича? — осторожно поинтересовался я.

— Эд, мы с ним виделись так редко! Это в молодости были не разлей вода, а сейчас…Но доходили слухи, что у Модеста связь с красавицей-женой какого-то крупного бизнесмена. И эта связь в один прекрасный день открылась мужу-рогоносцу. Он якобы нанял сыщиков из частного детективного агентства… Я не люблю строить беспочвенных предположений, но не исключаю, что это месть со стороны обманутого и обозленного мужа. Если…Если, конечно, ты прав в том, что Модесту действительно помогли уйти из жизни…

Покамистов задумчиво смотрел на меня глазами, которые у средневековых арабов вызывали недоверие, и мне, хоть я не бедуин и не шейх, тоже почему-то показалось, что он передо мною не до конца искренен. Никаких видимых причин тому не было, но от странного чувства, что Платон Платонович недоговаривает, я долго еще не мог избавиться…

* * *

В кабинете Вальдшнепова долго не снимали трубку. Я уже было решил, что хватит беспрестанно набирать его номер, когда Владимир Юрьевич вдруг откликнулся. Подробно рассказав, где и как обнаружил пуговицу, я коротко заключил:

— Уверен, что она попала в карандашницу с кистями знаменитых живописцев в результате схватки на балконе. Модест Павлович, вероятно, отчаянно сопротивлялся…

Вальдшнепов молчал, и я подумал, что он меня не услышал. Однако это было не так. Просто он, видимо, переваривал новость, которая каким-то образом бросала тень на следствие — место происшествия и то не смогли должным образом осмотреть.

— Это несколько меняет дело, — наконец произнес он. — Привезите, пожалуйста, находку нам. Мы тщательно ее исследуем. Вдруг…

— Дактилоскопический анализ?

— Да, — подтвердил он. — Отпечатки пальцев Радецкого у нас есть. Возможно, найдем чьи-либо еще. Кстати, вы с ней — бережно?

— Дальше некуда. Первое, что подумал, — обычно к пуговкам пиджака прикасается лишь тот, кто его носит. Если, конечно, тебя не берут за грудки.

— Значит, договорились. Обязательно привезите находку нам…

* * *

Моя положительная черта — ничего не откладывать в долгий ящик. Конечно, если бы обстоятельства сложились по-иному, я бы еще повременил, но желание поскорее разобраться в трагической дядиной истории заставили немедленно обзавестись колесами. За пять с половиной тысяч долларов я приобрел весьма симпатичную иномарку — «Ауди». Хоть и подержанную, но, главное, с неперебитыми номерами. Первым делом застраховал ее, потому что в памяти был свеж случай с приятелем моего приятеля, который долго копил бабки, влез в ужасные долги и купил новенькую «ладу». Едва припарковался у своего дома, как ее тут же угнали. Наверняка по наводке из автомагазина. А застраховать ее он не успел и посему оказался на грани инфаркта.

К дому я подъехал в тот момент, когда Алина вывешивала на балконе свои свежевыстиранные халатики, топики и джинсы. Я не удержался, несколько раз нажал на клаксон. Она на секунду замерла, но откуда ей было знать, что именно так ее приветствует новый автовладелец Эд Хомайко? Я посигналил еще, но Алина опять проигнорировала меня. «Жаль, — разочарованно подумал я. — Не перед кем даже похвастаться».

Дверь я