Но пока он вел эту речь, девица упала без чувств, не в силах отвечать. Мессир Ивейн соскочил с коня, решив, что она при смерти, приобнял ее слегка и коснулся перчаткой ее оголенной руки; холод железных петель привел ее в себя, она открыла глаза, и Ивейн узнал в ней даму, несколько дней тому назад привозившую карлика ко двору Артура.

– Ах! вольный рыцарь, – воскликнула она, – пожалейте моего друга, на него за тем холмом напали пятеро в латных доспехах; они хотят его убить.

– Кто же он, ваш друг?

– Это карлик Анадеан, сын короля Брангора.

– Не падайте духом, – сказал Ивейн, – если я вовремя успею, он останется жив.

– Ну, так поспешите, рыцарь; ведь они его ненавидят, как никого в целом свете.

Ивейн сменил коня, дал обе шпоры и помчался к указанному холму, а его спутники усадили девицу на его рысака и двинулись тем же путем, приноравливаясь к медленной поступи мула. Преодолев вершину холма, Ивейн увидел в ложбине карлика, который яростно оборонялся от двоих из пяти напавших на него рыцарей; три других уже были не при деле. Одного ранило в бедро острие копья, другому лезвие меча отсекло руку, а третьего убил удар того же меча, раскроив ему голову по самые зубы. Прежде чем подоспел Ивейн, четвертый распростерся на земле; последний не помышлял уже ни о чем, кроме бегства, но доблестный карлик преградил ему путь; и только он собрался предать его смерти, как Ивейн обратился к нему:

– Рыцарь, пощадите его жизнь; он уже беззащитен.

– Согласен, если вы этого желаете, – любезно ответил карлик; – ибо вы кажетесь мне человеком чести, и для вас я сделаю что угодно.

При этих словах он вложил меч обратно в ножны, а рыцарь, поблагодарив Ивейна за спасение от верной смерти, вручил свой меч карлику. Тот принял его вместе с мечами остальных трех поверженных, заставив их поклясться, что они пойдут в плен к королю Артуру.

Таково было самое занимательное из приключений Ивейна за целый год его поисков. Вернувшись в Логр, десять искателей дали правдивый отчет о своих бесплодных странствиях и обо всем, что с ними случилось.

Перейдем же теперь к монсеньору Гавейну, который, выехав из леса, отделился от своих соратников, чтобы искать приключений в одиночку.

Гавейн изъездил королевство Логр, повсюду выспрашивая известий о Мерлине, и не нашел никого, кто мог бы их дать. Однажды он углубился в густой лес, отдавшись на волю коня при выборе дороги; он был погружен в печальные думы, когда вблизи проехала девица на роскошном ньорском[498] коне, с седлом из слоновой кости, с золотыми стременами и алым чепраком, кисти которого свешивались до земли. Уздечка была из золотых звеньев, скрепленных полосами кованого золота. Сама же она была одета в блио[499] из белой парчи; ее щеки облегал платок изо льна и шелка, а голову окутывала тонкая ткань, укрывающая от загара.

Гавейн так глубоко задумался, что не увидел ее, а потому и не озаботился тем, чтобы ее приветствовать. Тогда девица сказала, развернув к нему коня головой:

– Ах! Гавейн, мессир Гавейн! Выходит, врут, когда твердят повсюду, что ты лучший из рыцарей, самый чистосердечный и самый учтивый. Соглашусь, что ты получше других; но ты уж точно запятнал себя мерзейшей провинностью, если посмел, встретив в самой гуще леса одинокую даму, проехать мимо без приветствия и без единого слова.

Слушая упреки девицы, Гавейн ощутил, как краска заливает ему лицо, и ответил, повернув Грингалета:

– Милая сударыня, я и вправду один из самых гадких рыцарей на свете; но я так глубоко задумался о том, кого ищу, что не заметил вас; я все же вас умоляю простить меня.

– Надо научить тебя в другой раз здороваться с дамами: за свою забывчивость ты натерпишься столько позора, что впредь будешь осторожен. Впрочем, я не хочу, чтобы наказание длилось долго; а о том, кого ищешь, ты узнаешь не в королевстве Логр, а в Малой Бретани. Я прощаюсь с тобой, езжай своей дорогой; желаю тебе стать похожим на первого встречного.

Она удалилась, и Гавейн, при всей своей досаде, не преминул напутствовать ее с Богом. Не успел он проехать и одного лье[500], как встретил рыцаря-карлика с его девицей. Был Троицын день, солнце подошло к полудню. Увидав девицу, Гавейн отнюдь не забыл того, что с ним случилось час назад.

– Да пошлет вам Бог радость, госпожа, и вашему спутнику тоже! – сказал он, приветствуя ее.

– А вам да сопутствует удача! – ответил рыцарь-карлик. И они разъехались каждый своим путем.

Едва они расстались, как уродливый карлик почувствовал, что к нему возвращается его прежняя красота и наружность двадцатидвухлетнего, каковым он и был в эту пору: высоким, дюжим в плечах и руках. Пришлось ему скинуть свои доспехи, они ему уже не были впору. Вообразите же себе бурную радость девицы. Она бросилась к нему с распростертыми объятиями, она осыпала его сотней поцелуев, а затем они продолжили путь, смеясь и напевая, празднуя величайший праздник на свете.

– Боже, – говорили они, – ниспошли удачу монсеньору Гавейну за то, что он пожелал нам радостного дня!

Дорога привела их к той девице, которую Гавейн не почтил приветствием. Но вместо того чтобы следовать за ними, посмотрим, что стало с самим монсеньором Гавейном.

Не проехал он и четверти часа в одиночку, как почувствовал, что рукава его кольчуги спадают на руки, а штанины спускаются на два пье ниже пят. Шлем его уже не сидел на голове, а как будто едва касался волос. Ноги его выскользнули из стремян и подобрались до боковин седла; щит, до того висевший на шее, теперь возвышался на две ладони над головой. Его меч волочился по земле, а перевязь стала очень уж велика и длинна, и он понял с горечью, что утратил свой прежний облик и превратился в карлика.

– Вот оно что! – сказал он себе, – не это ли предвещала мне девица?

Может ли что-нибудь сравниться с горем, его поразившим; однако он продолжал свой путь, в грусти и смертельном отчаянии. На опушке леса он увидел крест на каменном постаменте и подъехал, чтобы сойти с коня. Там он заузил себе стремена, убавил рукава кольчуги, туже подвязал ремнями шлем и шоссы; он укоротил перевязь у меча и ремень у щита, а после снова сел на коня, проклиная