меч; и дай Бог удачи вам и всем на свете юным девам! Но если бы вы не заступились, я покарал бы этих негодяев так, как они заслуживают. Ну, а те гадости, что они мне наговорили, я им прощаю; слишком все это верно, я – существо безобразное и достойное презрения; и несчастье это приключилось со мною в этом самом лесу, шесть месяцев назад.

При этих словах девица рассмеялась.

– Сир Гавейн, – сказала она, – что бы вы отдали той, которая бы вас преобразила?

– Сначала себя самого, а потом все, чем обладаю в этом мире.

– О! так много у вас и не просят; всего лишь поклянитесь исполнить мои желания, и я вас исцелю.

– Я готов.

– Поклянитесь своей верностью королю Артуру, что вы никогда не откажетесь прийти на помощь дамам или девицам, встреченным вами, и ни одну из них не минуете без приветствия.

– Госпожа, клянусь вам в этом, как верный рыцарь.

– Да будет так; но при условии, что если вы нарушите свой обет, то снова примете облик, в котором пребываете ныне.

– Согласен и на это, если, впрочем, жалобы дам или девиц будут оправданны и честны; ибо даже ценою жизни не хотел бы я оказать помощь особе вероломной и лживой.

– Так станьте же опять таким, каким были шесть месяцев назад!

И Гавейн почувствовал, как рвутся ремни, крепящие его шоссы и железные рукава. Члены его удлинились, и он принял тот облик, в каком был прежде. Сойдя с коня, он преклонил колени перед девицей и дал слово, что будет ее рыцарем всю жизнь.

– Благодарю! – отвечала она, поднимая его под руку с колен.

Как вы догадались, она и устроила ему вначале это злоключение. Стоило ей попрощаться с ним и с обоими рыцарями, как Гавейн поспешил удлинить стремена и ремень щита, потом сел на Грингалета – меч на боку, копье в руке. Он продолжил путь в Кардуэл, куда прибыл в тот же день, что и Ивейн, Сагремор и все бывшие с ними рыцари. Немало всех порадовали рассказы о приключениях Ивейна и Сагремора, но еще более – когда мессир Гавейн поведал о встрече с девицей, которую он не почтил приветствием, и о мести, которую она ему учинила. Когда он заканчивал речь, в залу вошел прежний карлик в облике весьма пригожего юноши двадцати двух лет. Вместе со своею подругой, он подошел к королю и учтиво приветствовал его. Когда Артур ответил тем же, юноша произнес:

– Сир, вы меня не знаете; и это неудивительно, ибо вы видели меня всего однажды, и я был таков, что никто не сумел бы меня распознать.

– Как бы то ни было, – отозвался король, – я вижу в вас молодого и вполне ладного рыцаря.

– Премного благодарен! Сир, помните ли вы девицу, которая привезла вам карлика, чтобы посвятить его в рыцари?

– Да, мой друг; тем более что он прислал мне пять пленных.

– Сир, я и есть тот карлик, посвященный вами, а вот девица, которая просила вас об этом. Что же до пятерых пленников, посланных мною, об этом вам расскажет правду мессир Гавейн: мы с ним дважды встречались. Во второй раз это было в Троицын день, он пожелал нам радости волею Господней, и едва он отъехал от нас, как я ощутил, что вновь принимаю присущий мне облик, утраченный в возрасте тринадцати лет.

Затем Анадеан рассказал в немногих словах, из какой он страны, и как отцом ему стал король Траделинан. Артур принял его в число рыцарей Круглого Стола, а девица вошла в свиту королевы.

Оставим Логрский двор, чтобы вкратце поведать о том, что случилось в Галлии после отъезда Артура и всех рыцарей, прибывших с ним из Великой Бретани.

Король Бан имел от своей супруги сына, который окрещен был с именем Галахад, но всю жизнь носил прозвание Ланселот[501]. Супруга короля Богора Ганнского в то же время произвела на свет сына по имени Лионель, а двенадцать месяцев спустя – второго сына, названного Богором. Потомки эти, все трое, обрели великую славу не только во Франции, но и в королевстве Логр и в целом свете. Но вскоре после рождения Богора король, его отец, тяжко заболел, что вынудило его сидеть в городе Ганне, и король Бан тем более горевал об этом, что мог лишь изредка навещать его, будучи занят войной против соседнего государя, вероломного, упрямого и жестокого короля Клодаса из Берри; провинция эта, с тех пор как стала жертвой грабежей и пожаров, сменила свое название на Пустыню, или Пустынную землю. Клодас не стал бы возобновлять войну, если бы король Артур не взял и не разрушил Рубежный замок в отместку за нападение на конвой с пленными Римлянами, о чем была речь ранее. Клодас был недоволен службой, которой вправе был ожидать от своих рыцарей, и прибег к помощи Римлян, а те, все еще разозленные смертью императора Луция и потерей Галлии, во второй раз снарядили сенатору Понтию Антонию большое войско, согласившись помочь королю Буржа против королей Беноика и Ганна. Хоэль Нантский после долгого противоборства с Клодасом сошел в могилу, так что Римляне вновь овладели провинциями, недавно отнятыми у них Артуром. Затем Понтий Антоний и Клодас вторглись в земли Беноика. В лице короля Бана они нашли грозного противника, который часто одолевал их и в чистом поле, и под стенами своих крепостей. Иногда Бан побеждал, иногда уступал: так оно и бывает на войне. Леонс Паэрнский, Фарьен, Грациан Требский и Банен, крестник короля Бана, совершили много славных подвигов и стремились превзойти друг друга в доблести. Но в конце концов Леонс, Грациан и Фарьен были смертельно ранены. На глазах у короля Бана его города и крепости перешли в руки врага; ибо он не мог ждать никакой подмоги от своего брата Богора, прикованного к постели болезнью, от которой ему уже не суждено было оправиться. Так что ему пришлось покинуть город Беноик, и от всего королевства ему остался лишь Требский замок, куда препроводили королеву Элейну и маленького Галахада-Ланселота, еще в колыбели. Король всецело доверял, и не зря, своему крестнику Банену, доброму и честному рыцарю, а еще сенешалю Требскому, которого он воспитывал с детства. Этот сенешаль его предал; из-за него-то король и потерял Требский замок, как мы увидим с самого начала следующей книги, называемой Книга о Ланселоте.

Литература

Апулей Луций. О Божестве Сократа // Метаморфозы и другие