Дымящееся, обгоревшее тело дёрнулось в последний раз и затихло.

Когда огонь опал, добрые жители Аркема начали расходиться. На холме осталось лишь почерневшее пугало, висящее на обугленной лестнице. Жители Аркема вернулись к своей тоскливой жизни, и вскоре на холме остались лишь Мэтью Старк и Томас Лич, оглядывающие результат своих трудов.

— Они ушли, — произнёс Лич. — Да будут они все благословенны!

Старк ухмыльнулся, и это было жутким зрелищем.

— Ага, теперь можем приступить к работе. Ведьмовское мясо было хорошо прожарено и иссушено? Тогда призовём Его, и пусть Он примет нашу жертву.

Старк вытащил книгу в кожаном переплёте, и они принялись скандировать строки до тех пор, пока на них не упала тень темнее самой ночи. Она принесла с собой смрад мертвечины. Фигура зависла над поджаренным, покрытым копотью телом Гуди Мапл. Сначала фигура была бесформенной, но со временем начинала приобретать очертания. Кем бы оно ни было, сейчас оно раскинуло чёрные блестящие крылья, как у летучей мыши. Плотоядное, костлявое, с длинными острыми когтями и зубами, а вместо головы — огромный живой череп со сверкающими алыми глазами. Не мудрствуя лукаво, зверь оторвал тело Гуди Мапл от лестницы и поднялся с ним в ночное звёздное небо. Он исчез в темноте — крошечное пятнышко во всём Млечном пути. Они слышали, как оно жевало свою жертву, отрывая мясо от костей и обгладывая обугленные суставы.

— Да. Мы принесли жертву, и он её принял, — прошептал Лич.

Только сейчас они посмели открыть глаза, зная, что им запрещено смотреть на тёмного безымянного владыку, которого они призвали запахом жареной ведьмовской плоти и древними заклинаниями.

— Теперь едем, — кивнул Старк. — Наша работа — наказ самого Господа, и мы его выполнили. Благодарим тебя, Владыка наш, за пищу и воду, за милость твою, и да будет наше дело благословенно во веки веков!

— Аминь, — закончил Лич.

Они вскочили на коней и поехали прочь от Аркема. Будут и другие ночи, и другие ведьмы, ведь чрево их Владыки всегда пусто и жаждет пищи.

Хвала Господу.

Перевод: Карина Романенко

Глаза Говарда Керликса

"Я обуздал духов, которые,

путешествуя из одного мира в другой,

повсюду сеют смерть и безумие…"

— Г.Ф.Лавкрафт.

Tim Curran, "The Eyes of Howard Curlix", 2005

Я познакомился с Говардом Керликсом в пиццерии неподалеку от кампуса.

Учитывая тему моего маленького рассказа, мне хотелось бы рассказать, что мы встретились в мрачном готическом доме в пустынном, кишащем крысами районе неподалеку от пристани. Ну, знаете — в этаком месте диковинных слухов и невообразимой правды. Но, к сожалению, это не так. И пусть это послужит уроком нам, писакам, бумагомарателям и творческим личностям, — истинная жила искажений и снедающего ужаса глубже всего течет в самых прозаических местах. Керликс сам мне позвонил. Не хотите ли вы, — спросил он, — узнать о связи между теоретической физикой и древней, запрещенной книгой ведьм XII века?

Конечно же, я хотел.

Если я скажу вам, что меня зовут Джордж Джей Крамер, это мало что вам скажет. Но если я скажу вам, что являюсь главным редактором "Еженедельного Обозревателя", вы, возможно, поймете, в чем тут связь и каков мой интерес. "Обозреватель" — одна из тех газетёнок, которые встречаются на кассах в продуктовых магазинах. Именно над её заголовками смеются обыватели. "Студентка колледжа изнасилована снежным человеком: она утверждает, что это любовь". Или "Элвис — пасынок Гитлера? Новые шокирующие доказательства!" В общем, вы всё поняли. Именно там вы видели истории о беременных инопланетянах и первых леди, одержимых демонами; о матерях, поедающих своих детей; о радиоактивных медузах, пожирающих океанские лайнеры, о лице Иисуса на Марсе и прочей высокоинтеллектуальной хрени… "Обозреватель" — это вам, конечно, не "Вашингтон Пост", но у нас тираж примерно в пять раз больше, чем у любой из крупнейших и самых престижных газет страны. А всё дело в том, что мы всегда ищем необычные истории. А иногда просто создаём их.

Да, мы просто их придумываем. Вы ведь всегда это знали, правда?

А иногда мы выискиваем странные заголовки, безумные происшествия и делаем из них такие сумасшедшие выводы, что у самих ум за разу заходит. Радиоактивные медузы? Японский рыбак утверждает, что видел их. Только изменим утлое судёнышко на круизный лайнер и добавим чуток радиации.

Поэтому я всегда ищу что-то, что смогу вывернуть наизнанку и подать по-особому. Я написал четырнадцатинедельную серию статей о детёныше кальмара, так что поверьте мне, если в истории есть хоть капля крови — то я её выжму.

Но Говард Керликс…

Нет, его рассказ ждал меня уже готовым, с пылу с жару, и всё, что мне оставалось — это описать то, что он мне рассказал… и последствия этого.

Керликс сидел в дальнем углу за одним из столиков, покрытых красно-белой клетчатой виниловой скатертью, со свечой в винной бутылке с плетеной сеткой вокруг дна. Наряду с игрой скрипки, все это должно было создать подлинно этническую средиземноморскую атмосферу. Но всё это напоминало Италию не больше, чем моя бабушка-еврейка.

Керликс был высоким худощавым мужчиной с вытянутым лицом, и виски его уже тронула лёгкая седина. На нем был темно-синий костюм без галстука. Ему бы идеально подошёл к костюму галстук-бабочка, да и сам он казался очень аккуратным, педантичным и безупречным. Из тех мужчин, которые могут пролить соусник себе на брюки и сделать вид, что так и нужно. На нем были диковинно большие черные очки — кажется, от Йоко Оно, — а к столу была прислонена белая трость.

— Мистер Керликс? — спросил я, хотя и сам прекрасно знал, кто передо мной. — Говард Керликс?

Мужчина кивнул.

— Присаживайтесь, мистер Крамер. Заказать вам что-нибудь? Вино? Ужин?

Я покачал головой, и он сказал, что это, вероятно, к лучшему, так как он не может рекомендовать ни то, ни другое.

Время ужина миновало, и посетителей практически не было. Я посмотрел на его темные очки, так и не осознавая, что он слеп. И в тот момент, судя по тому, как он оглядывался вокруг, я действительно так не думал.

— Прежде всего, мистер Керликс, расскажите мне немного о себе.

Мой цифровой диктофон с голосовой активацией тотчас включился.

Мужчина откашлялся и повёл рассказ. Керликс был научным сотрудником отделения электронной и оптической физики Университета Брауна и руководил там Центром рефлектометрии. Ему было сорок восемь лет, он был холост и бездетен. Он получил обе медали Мотта и Холвека за работу в