— Представьте: он вызывает врача, получает лекарства, врач даже укладывает его в постель. Поверьте, мой врач так бы не поступил. Он просто смотрит и выписывает рецепт. Вы хотите поговорить и задать вопросы? Он слишком занят. Пять минут — это его предел. А если нужно выписать рецепт в Субботу или в любой вечер после семи — это не его дело. Итак, бедняга идет пропустить глоточек — и бац!

— Откуда известно, что он пошел за выпивкой?

— Это было в газетах, я читал в «Маарив». Когда его нашли, он держал в руке бутылку. Говорят, сила взрыва сбила его с ног прямо на мраморную полку. Поэтому он наверняка там стоял.

Минута сомнения, потом момент тишины: все думают о трагедии человеческого естества.

С другой стороны, в некоторых кафе Восточного Иерусалима, где собираются молодые арабы, чтобы выпить кофе, поиграть в карты и поговорить о политике, и где сообщение о любой промашке израильтян принималось с восторгом, ходила такая шутка: имя жертвы должно было быть Лавамет, а не Мевамет — то есть «к смерти», а не «из смерти».

Конечно, все террористы тут же заявили о своей причастности. Группа «Аль Фатах», находящаяся в Иордании, заявила: «Наши храбрые воины показали, что могут проникать в самый центр оплота евреев и что ни один еврей, живущий в Палестине, не находится в безопасности. Не будет им покоя, пока ООН не примет резолюцию и Палестина не добьется справедливости».

Партия «Интеллигенция за независимость арабов», базирующаяся в Ливане, отметила, что израильское правительство снова применило старый трюк для завоевания всемирного сочувствия и объявило жертву невинным жителем. Хорошо известно, что Мевамет сотрудничал с Моссадом и за несколько дней до этого был в Цюрихе с секретной миссией.

Сирийский «Палестинский комитет» пояснял, что в доме номер 1 по улице Мазл Тов располагался штаб израильской армии — электронный мозг, который был уничтожен храбрыми воинами, а гибель Мевамета — простая случайность.

Каирская «Аль Ахрам» утверждала, что правительство Израиля скрывало истинные сведения о взрыве. Цитировалось высказывание лидера «Организации освобождения Палестины» о том, что в это время в доме 1 по улице Мазл Тов проходило тайное собрание, на котором присутствовали высшие военные чины Израиля, и что число жертв могло достигать пятидесяти.

Англо-арабская «Лига дружбы» в информационном бюллетене предположила, что бомба, очевидно, была подложена самими израильтянами, чтобы вызвать сочувствие общественности, как они это делали в случаях взрывов в самолетах, обвиняя при этом арабов.

Ребе узнал новости из последних известий по радио. Вначале был шок от того, что погиб человек, с которым он только что виделся и говорил; затем шок сменился сожалением, что он сам ничего поделать не мог. Он позвонил Стедману.

— Да, я слышал еще раньше. Ужасно!

— Думаю, нам следует пойти в полицию, — сказал ребе.

— В полицию? Зачем? Что мы можем им сказать, ребе?

— Скажем о том, что он рассказал нам. Вы передадите им пленки. Насчет его врага…

— Простите, ребе, но вы говорите не о том. Если бы убили этого, как его, Разникова, то история Мевамета могла бы их заинтересовать. Но погиб сам Мевамет.

— И все же им следует знать.

— Поверьте, они знают, а если нет, то скоро узнают. Они справятся в магазине, где у него был стол и…

— Откуда вы знаете, что он и там все рассказал?

— Полно, — буркнул Дэн, — вы слышали механика, он называл Мевамета дураком, верно? Вряд ли мы, люди ему совершенно незнакомые, первые узнали его историю. Если уж он нам все рассказал, наверняка находились и другие.

Ребе сомневался.

— Но все же, я думаю… думаю, нам стоит…

— Ребе, — уверенно заявил Стедман, — я много путешествовал по разным странам и усвоил такое правило: по возможности не связывайтесь с полицией. Вы думаете, что в Израиле все иначе, но поверьте — полиция всюду одинакова. Мы ничего не можем им сказать, кроме того, что видели его в то утро накануне взрыва. После нас могли быть еще посетители. Доктор виделся с ним как раз перед взрывом.

— Все равно, давайте как-нибудь утром встретимся…

— Извините, ребе, но завтра утром я рано уезжаю в Хайфу и вернусь через несколько дней. Поговорим потом.

Ребе в смятении повесил трубку. Все, что сказал Стедман, было правдой, но он непременно хотел пойти в полицию. Однако одному идти было нельзя, возник бы вопрос: почему не пришел Стедман? А вовлекать того в историю ребе не хотел.

Глава 30

— Эй, откуда этот загар, В. С.? Вы были во Флориде или купили кварцевую лампу?

— Флорида? Нет, мы с Кацем были в Израиле.

— Израиль? Не шутите? Эй, ребята, В. С. был в Израиле. Когда вернулись?

— Позавчера. Мы ездили на десять дней, по делу.

В воскресное утро мужская часть общины собралась на завтрак, и люди продолжали прибывать, а члены комитета накрыли круглый стол, покрыли его скатертью и расставили серебряную посуду — совсем не как у женщин, где все готовилось накануне.

Все столпились вокруг Маркевича.

— Как там, В. С.?

— Как погода?

— Арабы в вас стреляли, В. С.?

— Вы открываете филиал в Израиле, В. С.? Станете теперь международным финансовым гигантом?

— Скажите, люди там напуганы?

— Напуганы? — возмутился В. С. Маркевич. — Вот что я скажу: там можно гулять в любом городе днем и ночью. Мы с Кацем гуляли в полночь по темным улицам, и никто ничего не сделал.

— Вам удалось все посмотреть? Куда вы ездили?

— Ну, большую часть времени провели с парнями из Министерства промышленного развития. Они все нам показали и познакомили с большими боссами из правительства. Путешествие удалось на славу.

— А в Иерусалиме были? Виделись с ребе?

— Ага, — кивнул В. С., — виделись и провели вместе целый день. Он повозил нас по городу.

— Он показал гробницу царя Давида?

— А как насчет окон Шагала? Это первое, что я увидел, когда там был.

— Вы посетили хадасский госпиталь, правда?

— Надеюсь, видели «Меа Шеарим»?

— Когда мы там были, больше всего нас поразил «Яд Вашем». Вы туда ездили?

Маркевич, широко улыбаясь, вертелся от одного собеседника к другому и наконец поднял обе руки, словно сдаваясь.

— По правде сказать, ребята, у нас не было случая все это видеть. Как я сказал, водил нас ребе, он предложил пойти к Стене, что мы и сделали. Потом показал Старый Город, без чего можно было обойтись. То есть, на мой взгляд, это просто куча вонючих закоулков. А потом мы пошли в университет, это заняло целый день. Скажу вам, — он перешел на громкий шепот, — у меня сложилось впечатление, что