Шрифт:
Закладка:
Снейп, не говоря ни слова, отодвинул ее в сторону и собрался идти дальше, но Трелони преградила ему дорогу.
— С ним все в порядке? — продолжала допытываться она.
— В полнейшем. И будет еще лучше, если ты оставишь его в покое! — сдерживаться становилось все труднее.
— Красное, серое, черное... — вдруг забормотала прорицательница, глядя остановившимися глазами куда-то в стену. — Душно... камни... КРЫСА!
Он вздрогнул от ее вопля.
— Где ты видишь крысу?!
— В темноте, — тихо ответила Сивилла и, пошатываясь, пошла к себе в башню.
В сумраке и тишине крытой галереи, ведущей к Астрономической башне, думалось особенно хорошо. Он знал здесь каждую трещину в плитах пола, мог с закрытыми глазами до последней черточки описать резьбу на колоннах... Неспешно шагал от проема к проему, складывая в уме разрозненные части одного рисунка. Рисунок не складывался: части выглядели разнородными. Трелони, конечно, без пяти минут пьянчужка, но ее предсказания сбываются, дракл бы их побрал... Квиринусу крепко досталось по голове, кошмары скоро пройдут. Но почему у обоих в видениях — крыса и темнота? Не хотелось бы, но, похоже, придется покопаться в мозгах друга. Или начать с прорицательницы? Нет, ее оставим на крайний случай: есть подозрение, что при более близком знакомстве с сознанием Сивиллы можно свихнуться самому.
Крысы, крысы... а что, кстати, на самом деле произошло в раскопе? Вдруг Шейфику удалось узнать что-то новое?
Через пять минут совятню Хогвартса покинула одна из самых быстрых почтовых птиц. Вернулась она в тот же день с одним небольшим конвертом, адресованным слизеринскому декану. Северус заскользил глазами по строчкам: «Следствие по делу закрыто, полиция пришла к выводу, что это несчастный случай. При разборе завала нашли ту самую подпорку — она оказалась сильно источена грызунами. Скорее всего, крысами. Вот только я не понимаю, почему они не тронули другие бревна».
— Мне это тоже интересно... — пробормотал Снейп, пряча письмо в конверт.
* * *
В Косом переулке, как обычно в конце лета, было не протолкнуться от школьников и их родителей. Кто-то делал вид, что не замечает своего учителя зельеварения, другие, наоборот, преувеличенно вежливо здоровались. Приходилось отвечать... К счастью, далеко не все мамаши и папаши знали его в лицо, и когда чадо сообщало им, кто тот худой неприветливый тип в черном, он успевал удалиться достаточно далеко.
Впереди показалась знакомая косматая голова и широкая спина: Хагрид, заняв чуть ли не всю ширину переулка, вышел из лавки Олливандера. Рядом с великаном семенил какой-то мальчишка в магловской одежде. Поравнявшись с ателье мадам Малкин, они разделились: мальчик зашел внутрь, а Хагрид, потоптавшись на пороге, отправился дальше. Шел он в том же направлении, что и Снейп, поэтому волей-неволей пришлось обгонять лесничего.
— Мое почтение, профессор! — громко окликнул Хагрид. — Представляете, нашему Гарри Поттеру в этом году уже в школу в самый раз. Во времечко-то летит!
Как будто кто-то толкнул в грудь. «Сопливус!» — донеслось из прошлого и окатило обидой, яростью, горечью, такими острыми и свежими, точно и не было этих десяти лет. Будущий спаситель, надежда Дамблдора, тот, кого пообещал защищать — вот он, как ни в чем не бывало разглядывает мантии.
Северус остановился. Наверное, странное у него было в тот момент выражение лица, потому что Хагрид перестал улыбаться и встревоженно спросил, все ли с ним в порядке.
— То есть он... сын Джеймса Поттера?
— Ага, ага! Позвать его сюда?
— Не надо. Извините, я спешу.
Хагрид проводил взглядом стремительно удаляющегося декана и добродушно проворчал:
— В «Котел» поспешать — самое правильное дело, профессор... И мне туда ж давно пора.
Снейп действительно направлялся в «Дырявый котел»: там должен был ждать Квиррелл. Из официального письма он уже знал о своем назначении, но попросил об этой встрече, чтобы за кружкой эля узнать подробности всех школьных дел.
Квиринуса он узнал не сразу, хотя виделся с ним всего лишь месяц назад. Он осунулся, на лбу и висках появились широкие залысины, под глазами залегли тени. При виде приближающегося Снейпа он улыбнулся, но так, словно делал это через силу.
— По тебе незаметно, чтобы ты шел на поправку, — Северус присел за его столик. — Выглядишь отвратительно.
— Ну, т-ты тоже не цветешь, — Квиринус взял со стола кружку, но тут же поставил на место: рука заметно дрожала. — Д-день сегодня выдался т-тяжелый, в «Г-гринготтсе» с го-гоблинами п-поскандалил...
— Что у тебя с речью? — Снейп пытался поймать взгляд друга, но его глаза, обычно живые и ясные, сейчас походили на две тусклые стекляшки.
Квиррелл захихикал. Он трясся, шелестел, все у него дергалось, бледные губы кривились судорогой. Северус понял, что еще мгновение — и он перевернет стол, ударит Непростительным, заорет что-то несусветное — лишь бы прекратилось это леденящее кровь хихиканье.
Кружка Квиринуса стояла почти полная. Он дернулся и застыл, когда пенная жидкость с размаху плеснула ему в лицо. За соседними столиками прекратились все разговоры: с минуты на минуту ожидали скандала.
Квиррелл мотнул головой, точно отгоняя морок, и молча полез в карман за палочкой. Когда вновь посмотрел на Снейпа, то был почти прежним.
— Птица Додо, — тихо проговорил он. — Смешной заика До-до-доджсон[2]. Знаешь такого?
— Нет, — неохотно ответил Северус, хмуро наблюдая за невербальным «Экскуро».
— Писатель... Забавные вещи писал. О том, что бывает, когда ты — уже не совсем ты.
Поняв, что скандал не состоится, посетители «Котла» вернулись к своим делам. Квиринус заглянул в пустую кружку и, махнув бармену, заказал себе кофе.
— Что с тобой происходит? — продолжал допытываться Снейп.
— Да ничего страшного, обычные последствия сильного удара по голове. Но согласись, заикание у меня хорошо получается. Будет весело на уроках!
— Ты в Мунго был?
— Делать мне больше нечего... Говорю тебе,
