26 января, в пятницу, рано утром великий князь и государь всея Русии Иоанн Васильевич во главе длинного поезда двинулся из Новгорода в обратный путь. До самого Волочка, до монастыря Николы Святого, провожали его архиепископ Феофил, воевода Василий Шуйский, посадник Василий Казимир с братом и много другого знатного и не очень новгородского люда. И снова одаривали Иоанна в дорогу вином, ели-пили вместе с ним.

Наконец-то дождались и окончательного прощания. 8 февраля тронулся великий князь из Волочка дальше к Москве. Провожавшие его изрядно обедневшие новгородцы, глядя вслед грозному гостю, облегчённо вздохнули, перекрестились и тоже расселись по коням. А тронувшись в обратный путь, тут же принялись обсуждать, когда удобнее готовить в Москву посольство, чтобы вызволить арестованных своих посадников. Жалели Марфу Борецкую, которая могла лишиться и второго сына. Потихоньку, с оглядкой по сторонам, сокрушались, что обобрал их государь Московский до нитки, и в то же время радовались, что отделались лишь материальным ущербом, почти все их свободы Иоанн им оставил, сохранили они и свой вечевой колокол, своё право принимать самостоятельно государственные решения. Угроза стать обычным московским уделом, висевшая несколько месяцев над городом, вновь отодвинулась на неопределённое время и застыла, как Домоклов меч над головой.

А Иоанн в то же время, двигаясь в противоположном направлении, думал о том же, но с точки зрения своих интересов. Он прекрасно понимал, чего боялись новгородцы. Понимал, что у него уже и теперь достаточно сил, чтобы разгромить их, лишить всех подвластных земель и вольностей, вечевого колокола, сделать обычным московским уделом, и что простым новгородцам и всему Русскому государству, по его разумению, была бы от этого только польза. Но он знал также, что теперь это было бы беззаконием, ибо пока не совершили новгородцы ничего такого, что оправдало бы его решительные действия, властитель не имеет права чинить очевидное беззаконие, ибо оно не остаётся без последствий. Если сегодня сам он, государь, нарушит привычный народу порядок вещей, вековую традицию, старину, завтра это сможет сделать и кто-либо другой и будет прав в глазах этого народа. Любые важные перемены должны сначала свершиться в умах большинства людей, стать для них желанными, лишь тогда они будут прочными. Пока что Иоанн видел, что идея объединения, подчинения государю всея Русии, зреет у простых новгородцев, завоёвывает всё больше сторонников. Люди хотят порядка и справедливости, которых уже не видят в вечевом боярском управлении. Нужна последняя капля. И он дождётся её.

Почти всю дорогу Иоанн ехал верхом. Он чувствовал, что за месяц беспрерывных пиров располнел и потому теперь старался привести себя в норму, много двигался, ограничивал себя в еде.

Отяжелевший от подарков и подношений обоз увеличился чуть ли не в два раза. Бочки с вином укутывали шкурами и тканями, чтобы драгоценный напиток не перемёрз. Внимательно следили за подаренными конями и кречетами. С трудом тянули лошади десятки возов с тюками тяжёлого ипского сукна, годного для пошива любых нарядов. И всё же, несмотря на эту утяжелённость, поезд двигался назад в Москву гораздо быстрее, чем в обратную сторону. Все соскучились по дому, хотели скорее обнять своих близких, похвастать трофеями. Иоанну не терпелось увидеть свою Софью, отвести с ней душу. Он всё более понимал, что ни с кем не может поговорить так открыто и начистоту, как с ней, поделиться успехами и мечтами. Не говоря уже обо всём прочем, что может дать лишь любимая страстная жена. Так что он нигде не задерживался и уже 26 февраля был в Москве, радостно встреченный москвичами, митрополитом и супругой.

Софья вновь была беременна. Она не сдержала своих обетов беречь вторую дочь и самой кормить её. Уже через месяц передала Феодосию на руки нянькам и кормилице. Вновь перетянула грудь, чтобы избавиться от молока и стать привлекательной для мужа, опять желала родить сына. И снова Господь не заставил её долго ждать: через три месяца после вторых родов она понесла. Ко времени возвращения Иоанна в её чреве уже шевелилась новая жизнь.

Глава XII

ПАФНУТИЙ БОРОВСКИЙ

И Господь украсил раба своего обилием

благодатных и чудных даров своих. От одного

взгляда познавал преподобный внутреннее

душевное состояние человека, иногда же во сне

открывал ему Господь случившееся.

Из «Жития преподобного Пафнутия, Боровского чудотворца»,

составленного архимандритом Пименом

Пафнутий не любил праздности среди монастырской братии, не одобрял, когда они собирались группками и впустую убивали время. Для усердного инока, считал он, дел в обители более чем достаточно, и главное из них — служение Господу. Если остаётся время от служб в храме и после исполнения послушаний, надо трудиться в келье и там же общаться со Спасителем. Шумные сборища лишь отвлекают от сосредоточенности на молитве, от сотворения тонкой духовной связи со Всевышним.

Тем не менее иноки, особенно молодые, нуждались в обычном мирском общении друг с другом и искали всякую возможность, чтобы собраться своим кружком, обсудить возникающие в их коллективе проблемы, посоветоваться, поспорить.

После смерти отца келья Иосифа как-то незаметно превратилась в один из монастырских центров, куда собиралась небольшая команда единомышленников, объединившихся вокруг него. Сюда кроме родного брата хозяина Вассиана, чаще других заглядывали переписчик книг чернец Герасим Чёрный, Кассиан Босой, прозванный так за то, что ни летом, ни зимой не носил обуви, истязал себя холодом и голодом, местный философ и умница Иона Голова. Заходили и два младших брата Иосифа Акакий и Елеазарий, но их не очень-то интересовали обсуждавшиеся здесь проблемы достижения духовного спасения и самосовершенствования, оттого они не стали завсегдатаями.

Пафнутий несколько раз заставал эти посиделки, но, грустно покачивая головой, всё же замечаний не делал и встреч не запрещал, ибо видел, что собирались тут не бездельники, а самые усердные и благочестивые из его монахов, и не ради услаждения плоти, как случалось в иных кельях, где потребляли порой и мёд крепкий, и яства скоромные, а ради духовного единения.

Но порядок есть порядок, потому Иосиф старался не злоупотреблять доверием преподобного, выполнять его установки и подолгу с товарищами не засиживался.

Вот и в этот вечер они собрались, не сговариваясь, после того как услышали, что игумен занемог. После вечерни навестили его и, убедившись, что он задремал, сами собой побрели в келью к Иосифу. Это был обыкновенный деревянный домишко с бревенчатыми утеплёнными стенами, который состоял из маленьких сеней с оконцем и достаточно просторной